Амэя Мизуки - Особенный, или Помеченный болью [СИ]

— Нет. — Даэрин отложил книгу в сторону. — Правда, и расслабляться не следует. Мне нужно у Бэрси клиента забрать.

— Да? — протянул вампир. — Настолько сложный случай?

— Не думаю. Он просто не хочет допрашивать эльфа. — Он произнес эти слова словно само собой разумеющееся.

— Эльф?!

— Что ты так удивляешься? — усмехнулся Киран. — Думаешь, эльфы не совершают преступлений?

— И это тоже. — Аластер прилег рядом с любовником. — Меня подобные мысли не посещали.

— Это хорошо, а то заберешь еще мой хлеб.

— Кстати, — Ламиа внимательно посмотрел на собеседника, — а как ты добиваешься от них правды?

— Ты хочешь знать о моей работе? — Даэрин хищно оскалился.

— Очень. Я просто не могу представить, что нужно сделать, чтобы допрашиваемый признался тебе, выдержав при этом пытки у ребят Бэрси. Насколько я знаю, они весьма убедительны.

— Да, но иногда их подходы не действуют. Мне приходилось долго готовиться перед допросом, ведь у тех, кто физически может перенести работу спецотдела, тяжело найти слабое место. Хотя за последний век мои методы особо не поменялись: не хватает времени каждый раз придумывать новую схему.

— А к тебе попадают люди?

— Нет, — рассмеялся Даэрин. — Если бы ко мне начали поступать люди, я бы разочаровался в команде Бэрси. Мне и полукровок-то редко дают, в основном высших существ.

— Кто был самым трудным? — неожиданно для себя осведомился Аластер.

— Дракон. — В этот момент усмешка Кирана стала поистине пугающей. — Я до последнего не был уверен, что смогу.

— И что ты сделал?

— Знаешь, в мире очень много пыток и наказаний, после которых существо физически не в состоянии оправиться. Я такими не пользуюсь. Я делаю ставку на выносливость и психическую нестабильность. На первые два дня я фиксирую тело допрашиваемого в неудобной позе. Причем не задаю никаких вопросов, ничего не объясняю. После ребят из спецотдела, которые не замолкают ни на секунду, у всех это вызывает страх. Первый шок они испытывают именно от полного безразличия, словно им уже вынесли смертный приговор. Второй этап — это онемение всего тела: мышцы ноют и болят, кровь приливает к голове, создавая нестерпимое давление на мозг. В отличие от людей, все остальные существа могут переносить это без потери сознания, да и без тяжелого ущерба для здоровья. Ты не сможешь испытать подобные ощущения, к сожалению. — Даэрин разочарованно вздохнул. — Но представь, если тебя выгнуть до возможного предела и закрепить головой вниз лет так на двадцать. Думаю, ты все же начнёшь испытывать дискомфорт от голода и застывшего состояния.

— И что, после этого все сдаются с потрохами?

— Нет, это просто подготовка, и она одинакова для всех. Дальше подход индивидуальный, и климатические условия у всех разные. Через двое суток я даю им попить, и это ужасное испытание. Вниз головой очень сложно глотать: вода вытекает через нос, а желудок не хочет ее держать, так как организм изможден. Это, конечно, действует — не на всех, однако на многих. И самое главное — не зацикливаться на слабостях допрашиваемого. Например, если бы я поместил дракона в холод, он бы просто заснул. Да, он ослабел бы, а когда проснулся, не понимал, что происходит, но его сознание отдохнуло бы. Поэтому я дал ему то, чего драконы жаждут больше всего — много раскаленного золота. Он находился в пекле четверо суток, а его тело работало на пределе возможного, и сон не приходил, разум уставал и мутнел. Драконы обязаны касаться золота, а тут он видел его, чувствовал жар без возможности дотронуться.

Даэрин лег на бок и подпер голову рукой. Он говорил абсолютно спокойно, как будто рассказывал рецепт сырного пирога.

— Ты знал, что слабое место у драконов — копчик? Я тоже не знал — до поры до времени. Это знание я приобрел на исходе срока, ведь я беру преступников всего на неделю. Мне сложно было работать в такой жаре, металл в ладони жег не только чужую кожу, но и мою. Запах паленой плоти будоражил дракона сильнее прикосновений моего оружия. — Даэрин кинул быстрый взгляд на свое снаряжение. — И все это время я молчал и задавал вопрос один раз, только когда чувствовал, что «клиент» готов. И он тоже знал, что я не стану повторять. Сильнее всего они пугаются, когда слышат мой голос. Каждый боится палача, который проливает собственную кровь во время допроса. Это действует безотказно.

— И часто ты так поступаешь?

— Всегда.

— Но если ты измываешься над телами преступников, то почему они возвращаются невредимыми?