Евгения Кретова - Посох Велеса

Около широкого панорамного окна в пол — оборота к Кате стояла, знакомым жестом сложив руки под грудью, высокая женщина в длинном светлом платье простого кроя.

Ее голову и плечи покрывал белоснежный платок, схваченный на лбу тонким резным серебряным обручем и спадавший до пола. Обнизи нежного жемчуга обрамляли округлое лицо. Ворот, рукава, подол светло-молочного платья из тонкого шелка, похожего на рубаху, были расшиты замысловатым узором.

Поверх платья была одета туника из тонкого кружева, вышитого жемчугом, с широкими рукавами, из-под которых видны расшитые зарукавья нижней рубахи. Тонкий пояс деликатно подчеркивал талию.

Женщина о чем-то задумалась. Она не слышала, что Катя подошла ближе. Овал лица, плечи, тонкие руки, манера складывать их под грудью — все было так знакомо девочке. Но то, что напрашивалось, не могло быть.

С верхней балюстрады послышались торопливые шаги, и в то же мгновение из-за колонн появился приземистый мужчина в темной одежде. Женщина, словно ожидавшая его, очнулась:

— Ну, что? — тревожно спросила, без приветствия.

Мужчина поклонился:

— Государыня. Вестей пока нет, — женщина с отчаянием выдохнула, — известно лишь, что через Ухо она не прошла. Грифон не потревожен.

Знакомая незнакомка закусила гостяшку указательного пальца:

— Что ж я наделала! Ведь как лучше хотела!!!

Ее собеседник почтительно промолчал.

— Куда? Куда она могла деться?

— Проход поврежден, — с сомнением в голосе отозвался мужчина. — В нем оказался заперт вурдалак.

При этих словах женщина шумно выдохнула:

— КАК?

— Чем больше вмешательство, тем сильнее ответ, Государыня… Никто не знает, как он там оказался. Дайте нам срок, и…

— … Ее, может, уже и в живых НЕТ!

И она порывисто отошла от окна. Теперь Катя отчетливо увидела лицо женщины, которую называли «государыня», сомнений не осталось — она узнала знакомые черты.

Затаив дыхание, боясь развеять это наваждение, она шепотом позвала:

— Мама…

Женщина резко обернулась. Распахнутые от удивления глаза цвета байкальского льда вглядывались в темноту. Она не видела дочь.

Катя бросилась к матери, пытаясь дотянуться до нее, дотронуться. Но между ними стоял как и там, в Красноярской квартире прозрачный кокон, не подпускавший ни на сантиметр.

— Катя, — позвал ее тихо кто-то совсем рядом. — Катя, очнись…

Тоска схватила ее за горло тисками, не давая вдохнуть или позвать на помощь.

Сознание медленно возвращалось к ней запахами древнего леса, костра и горящей полыни. Солнце уже давно миновало середину дня, и косые тени красноватыми отблесками прорывались сквозь кроны деревьев.

Она приоткрыла глаза — рядом на коленях сидела Ярослава, из васильковых глаз бежали дорожки от слез, а взгляд был несчастный-несчастный.

— Ты никак не просыпалась, бормотала что-то во сне… Я боялась, темный морок тебя забирает, такое бывает иногда, — лепетала Ярушка, и тихие слезы катились по ее бледным щекам.

Шкода, Афросий и Ключник очнулись почти одновременно.

Антон не сразу открыл глаза, внимательно прислушиваясь к своему телу. Все кости ныли, голова, казалось, просто раскалывалась. В общем, состояние отвратительное. И хуже всего пострадало самолюбие — даже в схватку вступить не успел, а его уже из нее исключили, так сказать. И кто? Какие-то два ряженых деревенщины да девчонки — малолетки!

— Я — то ладно, а вот Афросий, с его самомнением, и навязчивой идеей о превосходстве, тот, наверно, будет в бешенстве. Как очухается.

Он сел. Искоса глянул на товарищей. Да, отделали их на славу. У Шкоды на красивом лице, которым он так гордился, за которым так тщательно ухаживал, синел здоровенный синяк под левым глазом, бардовый кровоподтек пересекал нижнюю, распухшую вареником, губу. Афросий был еще краше: ухо отвисло, губа рассечена и распухла, оголив дыру в зубах, образовавшуюся на месте двух сломанных зубов. Вид у всех весьма помятый и жалкий.

— Охотнички за драгоценностями, ё-мое.

Он встал.

«А девчонка-то боевая», — с какой-то непривычной его сердцу радостью и восхищением подумал он о Кате. И вспомнил, как красиво она вывела Шкоду из игры. Не каждый профессиональный боец так сможет. Он чуть улыбнулся.

В это время зашевелились Афросий и Шкода. Один застонал и резко стал осматривать свою челюсть, а второй первым делом схватился за глаз. Оба сложно и витиевато выругались. Антон криво усмехнулся.