Шеннон Чакраборти - Латунный город [litres]

– Серьезно?

Нари заинтригованно подобралась. После общения с Дарой было непривычно общаться с джинном, который с такой готовностью рассказывал о своем прошлом.

– А как ты оказалась в Дэвабаде?

Она помедлила с ответом, и ее пальцы задрожали на Нариных косах.

– Из-за Нахид, – ответила она тихо. Нари непонимающе на-хмурилась, и Низрин пояснила: – Моих родителей убили джиннские захватчики, когда я была еще мала. Меня тяжело ранили, поэтому выжившие привезли меня в Дэвабад. Твоя мама исцелила меня, и они вместе с ее братом взяли меня под свое крыло.

Нари была в ужасе.

– Извини, – выпалила она. – Я не знала.

Низрин пожала плечами, но от Нари не укрылось скорбное выражение, промелькнувшее в ее глазах.

– Ничего страшного. Это нередкий случай. В храмы приносят подношения – это удобная мишень, – она встала. – И мне неплохо жилось с Нахидами. Работа в лазарете приносила мне большую радость. Но, кстати, к вопросу о вере… – Низрин пересекла комнату, направляясь к забытой купели огня. – Вижу, твоя купель опять погасла.

Нари поморщилась.

– Я несколько дней не подливала масло.

– Нари, мы же говорили об этом.

– Знаю. Прости.

Сразу после ее приезда Дэвы преподнесли Нари персональную купель Манижи. Это была нескромная металлическая конструкция, отреставрированная и отполированная до блеска. Купель была примерно вполовину ее роста и представляла собой серебряную чашу с водой. Вода в чаше кипела на медленном огне миниатюрных масляных ламп на ее поверхности. Кедровые ветки тлели на небольшом куполке, поднимавшемся из середины чаши.

Низрин подлила в лампы масло из серебряного кувшина, стоящего здесь же, вынула кедровую веточку из священного очага, который никогда не должен гаснуть, зажгла ей все огни и подозвала Нари ближе.

– Постарайся внимательнее ухаживать за купелью, – попросила Низрин с укором, хотя ее голос оставался дружелюбным. – Религия – важная часть нашей культуры. Боишься браться за лечение пациента? Попробуй прикоснуться к вещам, к которым прикасались твои прародители. – Жестом она попросила Нари преклонить голову. – Черпай силу в них – это твоя единственная связь с предками.

Нари вздохнула, но позволила Низрин пометить свой лоб пеплом. Удача ей сегодня пригодится, как никогда.

Лазарет был примерно вдвое меньше гигантского тронного зала: голые беленые стены, синий каменный пол, высокий куполообразный потолок, целиком сделанный из закаленного стекла, пропускающего свет, и никаких излишеств. Одна стена была отведена под аптечные шкафы, где на сотнях разнокалиберных стеклянных и медных полочек хранились разно-образные снадобья. В другой части помещения было обустроено рабочее место Нари: низкие столики, тесно составленные и заваленные инструментами и неудачными результатами ее фармацевтических экспериментов, в углу письменный стол из толстого матового стекла, книжные полки и большая костровая чаша.

Другая половина лазарета предназначалась для содержания больных и обычно отгораживалась шторой. Но сегодня штора была отдернута, и за ней Нари увидела пустую кушетку и небольшой столик. Мимо пронеслась Низрин, неся поднос со всем необходимым.

– Они будут с минуты на минуту. Эликсир я уже приготовила.

– Ты уверена, что это хорошая идея? – Нари нервно сглотнула. – До сих пор мне как-то не очень везло.

Это было еще мягко сказано. Нари наивно полагала, что целительница для джиннов примерно должна соответствовать врачу для людей: она будет сращивать поломанные кости, принимать роды и зашивать раны. Но оказалось, джиннам с такими болячками медицинская помощь не очень-то и требуется – по крайней мере, не чистокровным. Нет, помощь Нари им была нужна, когда ситуация… усложнялась. Что это значило?

Дети, рожденные в самый темный час ночи, нередко рождались полосатыми. От укуса симурга [32](огненной птицы, гонки на которых любили устраивать чистокровные) джинны постепенно выгорали изнутри. По весне многие мучились потоотделением серебра. Кто-то случайно создавал себе злого двойника, превращал руки в цветы, на кого-то насылали галлюцинации или превращали в яблоко, что расценивалось как страшное оскорбление джиннской чести.

Да и лекарства бывали не лучше. Листочки с верхушки (но только с самой-самой верхушки) кипариса заваривались в раствор, который раскрывал легкие, если дать подуть на него Нахиду. Толченый жемчуг с добавлением сердолика при точном соблюдении пропорций помогал зачать бездетной женщине, правда, рожденный ребенок в таком случае имел солоноватый запах и был ужасно чувствителен к моллюскам. Фантастическими казались не только сами недуги и методы их лечения, но и бесконечное море проблем, которые на первый взгляд никакого отношения к здоровью не имели.