Шеннон Чакраборти - Латунный город [litres]

Господи, прошу тебя, пусть он знает только о деньгах. Али сомневался, что был бы до сих пор жив, знай отец обо всем остальном.

– Но… но ты назначил меня каидом, – сказал он, заикаясь.

– Это был тест, – объяснил Гасан. – Который ты с треском проваливал, пока прибытие Афшина не заставило тебя пересмотреть приоритеты. – Он скрестил руки на груди. – Надо отдать должное твоему брату. Мунтадир был самым яростным твоим защитником. Говорил, что ты готов бросить деньги любому шафиту, который придет к тебе плакаться. Так как он тебя лучше знает, я согласился дать тебе второй шанс.

«Вот почему Мунтадир отвел меня в склеп», – понял Али, вспоминая, как брат уговаривал его держаться подальше от шафитов. Он не стал вмешиваться в испытание напрямую, так как и это можно было расценить как предательство, но он прошел по самому краю. Али не ожидал такой братской преданности. Все это время он осуждал Мунтадира за его пристрастие к алкоголю и легкомысленное поведение, в то время как Мунтадир, похоже, был единственной причиной, почему Али до сих пор не убили.

– Аба, – начал он, – я…

– Не нужно извинений, – рявкнул Гасан. – Кровь на твоей одежде и тот факт, что на сей раз, оказавшись в беде, ты пришел ко мне, а не помчался к какому-то шафитскому проповеднику, помогли мне рассеять сомнения. – Он посмотрел на перепуганного Али, и тот съежился под напористым взглядом отца. – Но ты покоришь эту девчонку.

Али сглотнул и кивнул. Молча. Он держался на ногах из последних сил.

– Я надеюсь, мне не нужно тратить время и объяснять тебе, какое наказание ждет тебя в случае очередного обмана, – продолжал Гасан. – Хотя, зная, как вы любите строить из себя великомучеников, я все-таки уточню. Пострадаешь не только ты. Если ты хотя бы задумаешься о том, чтобы снова предать меня, я заставлю тебя отвести сотню невинных шафитских мальчиков на эту проклятую лодку. Ты меня понял?

Али снова кивнул, но отцу этого было недостаточно.

– Скажи это вслух, Ализейд. Скажи, что ты меня понял.

Голос Али звучал как из бочки.

– Я все понял, аба.

– Вот и хорошо. – Отец хлопнул его по плечу с такой силой, что Али подпрыгнул, и кивнул на его испорченную форму. – А теперь умойся, сын мой, – он отпустил плечо Али. – На твоих руках слишком много крови.

Нари проснулась ни свет ни заря.

До ее уха долетали голоса десятков муэдзинов со всех минаретов Дэвабада в едином призыве к утренней молитве. Странно, что в Каире она никогда от этого не просыпалась, но здешние каденции, чем-то неуловимо отличавшиеся от каирских, каждый день исправно будили ее. Она поворочалась в постели, спросонья успев удивиться шелковым простыням, и открыла глаза.

Теперь ей всегда требовалось несколько минут, чтобы вспомнить, где она находится, поверить, что роскошные покои, в которых она очутилась, ей не приснились, а широкая кровать, заваленная мягкими кружевными подушками, которая приподнималась над толстым ковром на изогнутых ножках красного дерева, принадлежала только ей одной. То же самое повторилось и этим утром. Нари обвела взглядом просторную опочивальню, любуясь искусными коврами и шелковыми обоями с нежным рисунком. Одну стену целиком занимал огромный пейзаж с изображением дэвастанской деревни, написанный самим Рустамом – ее дядей, как она не переставала себе напоминать, до сих пор не привыкнув к тому, что она больше не сирота. Резная деревянная дверь вела в персональную ванную.

За другой дверью открывался гардероб, под который ей выделили отдельную комнату. Для девушки, которая много лет прожила на каирских улицах и считала себя счастливицей, когда у нее появились две простые абайи в приличном состоянии, содержимое этого небольшого помещения казалось сказкой… в конце которой девушка продаст всю одежду и отложит заработок в копилку, но все-таки сказкой. Шелковые, легкие, как воздух, платья с вышивкой из чистого золота; приталенные войлочные накидки всех оттенков радуги, украшенные россыпью цветов из драгоценных камней; туфли из бисера, такие прелестные и утонченные, что жалко было в них ходить.

Была в гардеробе и практичная одежда, например, дюжина комплектов туник, доходящих до голени, и богато расшитых штанов ее размера, по моде, которую носили Низрин и все женщины-Дэвы. Столько же вариантов чадры, длинного, в пол, покрывала, которое тоже пользовалось популярностью у женщин ее племени, висело на стеклянных болванках, но смотрелось на них гораздо эффектнее, чем на голове у Нари. Она никак не могла привыкнуть к узорчатым золотым наголовникам, которые надевались поверх чадры, и то и дело наступала на ее полы, и весь ансамбль сыпался на пол.