Дин Лейпек - Это все придумали люди [СИ]

— Какая причина? — спросил он, сбитый с толку ее тоном и еще не совсем пришедший в себя.

Она снова посмотрела на него, уже не так серьезно, и, пряча улыбку в уголках губ и глаз, наконец произнесла:

— У нас закончился кофе.

Мишка всегда считал, что в его жизни есть только одна женщина — единственная, неповторимая, самая нужная при любых обстоятельствах. Несколько дней назад он с удивлением обнаружил, что на самом деле таких женщин у него целых две. С тех самых пор он не переставал думать об обеих, забывая о достоинствах одной только для того, чтобы вспомнить всю прелесть другой. Многие на его месте могли бы от такого свихнуться — и, по правде говоря, Мишка сам готов был признать, что в последнее время он точно был слегка не в себе. Но по большому счету это совершенно его не волновало. Ему и так было о чем подумать.

Когда он вошел в квартиру, стараясь, как обычно, двигаться совершенно бесшумно, обе женщины уже сидели на кухне и находились, судя по всему, в состоянии затяжного конфликта. Мишка мог бы удивиться — но в последнее время такое происходило постоянно. Оставалось только смириться.

При его появлении обе женщины подняли на него глаза с одинаковой надеждой на скорое спасение. Мишка всегда поступал в таких случаях весьма благородно, принимая весь огонь на себя и стараясь по возможности удовлетворить желания обеих сторон. Желания эти, впрочем, всегда на удивление совпадали — и Мишка уже успел выучить, чего от него хотят. Поэтому, не говоря ни слова, он первым делом подошел к одной из женщин, решительно отодвинул в сторону тарелку, представлявшую собой главную причину конфликта, и подхватил женщину на руки. Женщина удивилась, а затем улыбнулась, широко раскрыв прекрасные доверчивые глаза. Аглая Михайловна всегда куда быстрее велась на Мишкино обаяние.

— Ну что? — Машка забрала тарелку в раковину и критически осмотрела поле боя.

— Нам нужно пожениться, — ответил Мишка, внимательно глядя в глаза Аглае Михайловне.

Машка повернулась, сложила руки на груди и наклонила голову на бок.

— Это предложение? — спросила она, сморщив нос.

— Нет, — покачал головой Мишка. — Это констатация факта.

Машка продолжала выжидающе на него смотреть, поэтому Мишка отвел взгляд от Аглаи Михайловны и повернулся к Машке.

— Ну или можно просто вдвоем приехать в ЗАГС и вместе записать ребенка. Наверное, так проще будет, — пожал он плечами.

Машкино лицо мгновенно приняло привычное сердито-деловое выражение.

— Так тебе ничего не удалось?

— Нет, конечно, — Мишка сел на табурет и посадил Аглаю Михайловну себе на колени. — Я вообще теперь не понимаю, почему мы решили, что так можно было сделать. Я пришел туда, как идиот, так мол и так, говорю. А они смотрят на меня — как на идиота, разумеется, — и отвечают: «Молодой человек, вы в своем уме? Мы на основании чего будем вашего ребенка записывать?»

— То есть, нам надо туда вдвоем прийти?

— Я думаю, лучше втроем. Для большей убедительности. Ты согласна? — Мишка снова посмотрел на Аглаю Михайловну. Она, разумеется, была согласна. Она всегда соглашалась на любое его предложение — пока не успевала понять, что к чему.

Машка тихо фыркнула и отвернулась к раковине. Мишка быстро посмотрел на ее прямую спину. Он любил обеих своих женщин — но пока еще не умел выражать это одновременно, так, чтобы никто не чувствовал себя обделенным. Ему еще многому следовало научиться.

— Ты бы позвонил, что домой идешь, — бросила Машка сквозь звон посуды и шум воды, — я бы попросила в магазин зайти. У нас закончилось буквально все.

— Я думал, вы спать ложитесь, и побоялся звонить. Я могу сбегать.

— Сбегай, — согласилась Машка и вытянулась наверх, чтобы поставить тарелку на сушку. — Мы как раз уложимся.

Мишка кивнул — забывая, что она никак не может видеть его спиной, а может, кивая самому себе. Если ему повезет, то укладывание пройдет успешно, и Аглая Михайловна уснет, а Машка при этом нет…

Аглая Михайловна дернула его за рукав, вырывая из задумчивости.

Пока он одевался, они ждали в прихожей — Машка стояла, опираясь плечом на стену и посадив дочь себе на бедро.

Дочь. Их дочь. Его дочь. К Аглае Михайловне он уже успел привыкнуть. К дочери — нет. Пока нет.

Он собирался выходить, Машка отлепилась от стены, чтобы запереть за ним дверь, и тогда он обернулся и очень долго и внимательно смотрел на нее — как обычно, как будто расплачиваясь за все невнимание, в котором считал себя виноватым.