Мила Нокс - Наместник ночи [litres]

«Че-е-ерт!»

Франциск бросился подбирать склянки.

– Господь праведный, что это такое?! – гаркнула тетушка Мюриель.

– Это… – Франц покраснел, подняв взгляд на тетушку. – Это просто бабочки. Мотыльки. Они не опасны. Я сейчас всех соберу, подождите немного!

Франциск упал на колени, схватил одну из баночек и, нашарив крышку, принялся торопливо собирать разбегающихся насекомых. Когда он подхватил с земли одну особенно длинную сороконожку («Каких трудов мне стоило ее добыть!») и, подняв в воздух извивающееся членистое тело, аккуратно опустил насекомое в стеклянный домик, все присутствующие невольно вскрикнули. Франц не обратил на это внимания и продолжил собирать беглецов.

Побледневшая служанка в любой момент готова была упасть в обморок, с ужасом таращась на облепивших ее черных бабочек, и Франциск успокаивающе проговорил:

– Погодите… погодите немного… сейчас я найду сачок и сниму их! Сейчас, одну минуту!

Он, тяжело дыша, встал и двинулся к коробке, чтобы поставить уцелевшие баночки обратно, но тут раздался грозный голос тетушки:

– Нет, нет и еще раз нет!

Впрочем, Франц пропустил ее крик мимо ушей.

– Молодой человек, – прорычала тетка.

Франциск замедлил ход.

– Ты слышал, что я сказала? Обернись.

Тон тетушки не подразумевал ослушания, и Франциск, глубоко вдохнув, обернулся. Мюриель глядела на него сузившимися глазками.

– Никаких бабочек! – отрезала тетка. – Никаких мотыльков! Никаких насекомых!

– Но…

– Не смей трогать этих гадких, мерзких существ.

Франц возмутился до глубины души: «Они не гадкие! Как можно говорить такое про бабочек?» Вслух он сказать этого, правда, не смог. Тетушка была иного мнения. Раздувая ноздри, Мюриель какое-то время с отвращением глядела на нежно-лазурного мотылька, приземлившегося в шаге от нее, а затем резко подняла ногу и тут же опустила.

Из груди Франца вырвался крик боли. Ему показалось, будто внутри порвалась какая-то струна; он уставился на туфлю, не смея думать, что бабочка под подошвой уже мертва. «Нет! Нет! Нет!» Страх пронзил мальчика, и он застыл, чувствуя, как в жилах забурлила кровь.

– Вы… вы…

Франциск, трясясь от гнева, устремил глаза на тетушку, а та вскинула голову и нахмурилась – никогда еще не осмеливался какой-то ребенок дерзить ей, почтенной взрослой даме! Делайла Фармер глядела на сына, поджав губы, и всем своим видом демонстрировала, что их ждет серьезный разговор.

– Так-так-так. Ты что-то хотел сказать? Говори.

Филипп, выглядывающий из-за спин тетушек и матери, едва заметно покачал головой. Выражение лица матери ясно говорило Францу, что ему следует держать рот на замке, иначе… Мальчик поджал губы и подавил нарастающую волну.

– Нет? Что ж, отлично. Гарольд, – тетушка обратилась к унылому садовнику, – выбросите эту гадость. Мой дом – не место для этих отвратительных ползучек.

– Что? Нет! – вскричал Франциск.

Ему уже было плевать. Даже если его лишат ужина, запрут в комнате и запретят разговаривать с Филиппом – плевать! Франциск ринулся к заветной коробке, торопливо составил в нее баночки, и тут Гарольд выдернул коробку прямо из-под носа мальчика.

– Нет! – крикнул Франц и раскинул руки, не давая мужчине пройти. Стена самообладания рухнула, и на свет явился обычный Франциск – упрямый мальчишка, который всегда действовал наперекор желаниям взрослых. Мальчик, чувствуя, как в висках стучит кровь, гневно посмотрел на мужчину и выдохнул:

– Нет. Отдайте!

Садовник бросил на Франца пустой взгляд.

– Отдайте! Я… я собирал их! Мы собирали вместе с мистером Бэриллом… Они мне нужны… Я делал записи, наблюдал… – Франциск тяжело сглотнул. – Это же просто бабочки! Они не опасны!

Сзади послышался смешок.

– Делайла, – укорительно цокнула языком тетушка, – я и не знала, что ты так разбаловала своего ребенка. Господь праведный, он вылитый папаша – не зря говорят «яблоко от яблони» – такой же длинный язык! Неужели эта ползучая гадость жила у вас в доме?! Поверить не могу. Как безответственно! Гарольд, чего вы ждете?

Садовник сделал шаг в сторону, но Франциск упрямо двинулся за ним.

– Франц, – негромко позвала мать.

Такого холода в ее голосе Франциск еще не слышал. Он замер, поняв, что это означает. В голосе матери сквозил страх.

И внезапно – будто пораженный громом – мальчик все понял. Все, что стояло за переездом. Что он игнорировал, веря в свою светлую мечту о доброй тете.

Если он сейчас ослушается и выхватит коробку из рук этого Гарольда, защитит своих питомцев, тетка вышвырнет его семью на улицу.