И похожи — словно близняшки.
Штук сто.
А в центре — братишка. Тоже — обнажённый… и глаза такие — навыкате. В общем, видок — как после новомодного наркотика.
Кажется, сто штук — даже для него много.
Девицы, поняв, что присоединяться я не желаю, решили не отвлекаться от процесса. И я-то думала они его… того… ну, что благонравной принцессе, пусть и наследнице, знать необязательно, даже нежелательно.
Щас! Они его… поили.
— Давай, касатик, ну ещё кубок… ну, за папу, — шептали они и вились вокруг братишки, как мальки вокруг куска хлеба. — А теперь за маму…
— Это… зачем? — вырвалось у меня.
Ближайшая водяница удивлённо обернулась.
— Как — зачем? Чтобы жабры выросли.
Гениально! И как я сама не догадалась, а?
— То есть жабры вырастут…
— Если сто кубков тины выпить, — отмахнулась водяница. — Неужто не знала?
Мда… А глазки у братика так и закатывались, так и закатывались. Слейрс дёргался, норовил вырваться, отплёвывался. Но как-то вяло. И не эффективно.
— А теперь за сестричку…
Интересно, всю родню начиная от легендарного Элия-основателя они уже перебрали?
На «сестричке» Слейрс дёрнулся особенно истово и на мгновение уставился на меня. Правда, быстро обвис и забулькал, захлёбываясь.
Я поёжилась, стряхивая оцепенение.
Отвернулась — сзади водяниц и нет совсем, а тропка ниточкой вьётся, манит.
Я пошла, было к ней, но тут перед глазами неожиданно возник отчаянный взгляд Слейрса. Не просящий — братишка ничего не ждал от любящей сестрёнки, это и так понятно. Но что-то там внутри него — не в голове, а сердце, наверное — молило: помоги!
И это тот же братик, который вечно задирал меня на балах. Братик, постоянно только и думающий о том, как бы устроить мне какую пакость. Братик, люто, до подкорки ненавидящий сестрёнку.
Но — помоги.
Не я послушалась — моё тело. Я думала ещё, поверить ли этому взгляду — единственному проблеску братишкиной души за годы и годы.
Тело не раздумывало: я очнуться не успела, а уже шагнула в клубок водяниц, настаивающих на ещё одном кубке, ну маленьком, ну ничего страшного же… Зато — навеки вместе.
Брат не хотел «вместе». Брат жаждал вырваться. И я стянула еле заметные на мне перчатки и ударила по извивающемуся клубку — тяжело это, без касания, без хоть сколько-нибудь маленького контакта. Тяжело — но я справилась.
Девицы, противно визжа, подались назад, проклиная меня, на чём свет стоит. Ну а я потащила мгновенно потерявшего сознания братишку к тропе.
Боги, я помогаю… Этому… Ничтожеству?!
Не верю!!!
Но я тащила его — и девицы туманом таяли у нас за спиной, крича что-то про жабры и «вместе — навек».
Тогда в голове впервые мелькнула мыслишка: «А не ошибалась ли я насчёт брата — всё это время?».
Ну, нет. Конечно, нет.
* * *
— Ох, утречко уже! — потянувшись, вздохнул старичок, скидывая карты. — Поздненько, домой пора. Ну, бывай, молодец!
Айлинсфиль потянулся, вернул лесовичку карты — тут же превратившиеся в сухие листья.
— Счастливого пути, дедушка.
Потянулась, забавно зевая, собачка. Вильнула хвостом, лизнула носик. Телохранитель перевёл взгляд на место у костра, где только что сидел старичок, но ничего, кроме сгустка тумана не разглядел.
— Я. Тебя. Уволю, — раздалось из-за спины.
Айлинсфиль рывком обернулся.
— Дай только вернуться, — прошипела Илия, — сначала уволю, потом казню.
«Сердечко-то не проснулось», — послышался Айлинсфилю голос старичка. Сам юноша только пожал плечами, с удивлением рассматривая лежащего рядом с принцессой Слейрса. Илия в объяснения пускаться не спешила, так что Айлинсфиль решил на время считать, что так оно и надо. Ну перенёсся принц из одного конца леса в другой — так с кем не бывает?
* * *
Братишка с утра чертыхался от любого звука — особенно от издаваемого мной. Какое… истинное наслаждение лицезреть Его Высочество в таком состоянии! Уже за одно это спасла бы. Особенно понравилось, как он, по-прежнему вздрагивая, тихонько дёрнул меня за рукав во время утреннего сбора, указывая в сторону — отойдём, мол?
Ну, отойдём.
— Это… ты была?
И взгляд. Живой. Без ненависти. Изумлённый, но не злой.
Так бы и смотрела…
Вместо этого я буркнула в ответ:
— Ну, я.
Брат почему-то вздрогнул и схватил меня за руку — я дёрнулась, и он тут же отпустил.
И шепнул, тихонько, словно сам себе не верил:
— Спасибо.
Мда, нагие грудастые девицы, оказывается, страшная сила. На раз перевоспитывают и вежливым словам учат.
Читать дальше