— Этот одноглазый зорче других… А видит ли он конец войне?
— Нет. Но он поведал мне, что его преследуют сны о Равнине Ветров, как если бы там таилась разгадка. Башня на равнине все еще под наваждением, наложенным кем-то из живых.
— Башня Ветров, — неожиданно вырвалось у Моргона. Слова чародея пробудили в его памяти обрывок какой-то загадки. — Я забыл…
— Однажды я пыталась на нее взобраться, — задумчиво припомнила Нун.
Хар взял со стола свою чашу, чтобы налить еще вина.
— Я тоже, — заметил он и спросил, когда Моргон посмотрел на него: — А ты?
— Нет.
— Но почему?
— Первый раз я был на Равнине Ветров с Астрином. Тогда я утратил память. И была только одна загадка, разгадка которой меня беспокоила. Второй раз… — Он немного передвинулся. — Да, тогда я миновал равнину очень быстро, ночью. Я преследовал арфиста. Ничто не могло бы меня остановить.
— Тогда, возможно, — мягко заметил Хар, — тебе следовало бы попытаться.
— Ты спятил, — возразила Нун. — На равнине, поди, кишмя кишат Властелины Земли.
— Я всегда в здравом уме, — ответил Хар.
У Моргона вдруг мелькнула мысль; он опять сдвинулся, не осознавая того, и Рэдерле, затрепетав ресницами, подняла лицо.
— Ее окутывает наваждение… никто не может достичь вершины. Никто не напускает наваждения, если только нет чего-то, что надо скрыть, утаить… Но что могло быть скрыто так надолго на вершине башни?
— Высший, — сонно предположила Рэдерле. Все присутствующие с удивлением взглянули на девушку. Нун — с дотлевающей трубкой в пальцах, Хар — с недонесенной до губ чашей.
— Ну, — добавила она, — это как раз то, чего ищут все и каждый. А башня — единственное место, куда, возможно, никто не заглядывал.
Взгляд Хара переместился на Моргона. Тот пробежал рукой по волосам, лицо его прояснилось.
— Может быть. Знаешь, что, Хар, я попытаюсь. Но я всегда думал, что мысленная связь этого наваждения была неким позабытым деянием мертвых Властелинов Земли, а не живого. Погоди. — Он сел, глядя прямо перед собой. — Башня Ветров. Ее название… название… ветер…
Внезапно они пронеслись через его память — глубинный ветер в горе Эрленстар, бурные ветра севера, певшие в лад всем струнам его арфы.
— Башня Ветров…
— Что ты видишь?
— Не могу рассмотреть… Арфу, в которую ударяет ветер. — Когда воспоминания о ветрах унялись в его памяти, он понял, что не знает, кто задал последний вопрос. Видение растаяло, оставив ему только слова и уверенность, что они с ним как-то связаны. — Башня. Звездная арфа. Ветер…
Хар согнал со своего кресла белую ласку и медленно уселся.
— Ты можешь управиться с ветрами не хуже, чем с землезаконом? — с недоверием спросил он.
— Понятия не имею.
— Ясно. Еще не пытался.
— Я даже не знаю, с чего начать, — сказал Моргон и добавил: — Однажды я сотворил ветер. Ветер-убийцу. Это, похоже, все, что я умею…
Он снова замолчал и покачал головой. В зале было очень тихо; звериные глаза светились в полутьме. Ирт поставил свою чашу, и она, отвлекая внимание, слабо звякнула, задев за край подноса. Нун бросилась к нему на помощь.
— Маленькие расстояния, — уныло пробормотал волшебник.
— Думаю, — заговорил король-волк, — что, если я начну тебя расспрашивать, это будет самая долгая загадка, которую я кому-либо загадывал.
— Ты уже загадывал мне самую долгую загадку, — ответил Моргон. — Два года назад, когда ты спас мне жизнь в ту метель и я попал к тебе домой. Я все еще пытаюсь ее разгадать.
— Два года назад я поделился с тобой знаниями о том, как оборачиваться туром. Теперь ты пришел, чтобы я поделился с тобой знанием землезакона. Чего ты попросишь у меня в третий раз?
— Не знаю.
Моргон осушил свою чашу, надолго задумался и, взглянув Хару в глаза, промолвил:
— Возможно, доверия…
Он резко поставил чашу на стол и обвел безупречный ее ободок кончиками пальцев. Вдруг он почувствовал, насколько сильно устал; ему захотелось положить голову на стол среди блюд и уснуть. Он услышал, как поднимается король-волк.
— Попроси у меня завтра.
Хар тронул его за плечо. Когда Моргон с трудом разлепил веки и встал, чтобы последовать за королем из зала, то не нашел ничего странного в этом ответе.
Он спал без снов до рассвета рядом с Рэдерле, в роскошной теплой спальне, которую приготовила для них Айя. Утром, когда небо посветлело, туры медленно сбежались толпой в его разум и образовали совершенный и сплошной круг, в центре которого он теперь находился. Он не мог пошевелиться — глаза у туров были светлые, таинственные и слепые, и взгляд их парализовал Моргона, лишив способности двигаться. Внезапно он проснулся и что-то забормотал. Рэдерле нашла его ощупью и тоже проговорила во сне что-то невразумительное. Он подождал, пока она не затихнет, и только тогда беззвучно встал и оделся. Он учуял, как догорает, рассыпавшись угольками, последнее душистое сосновое полено в камине, и каким-то образом догадался, что Хар все еще в зале.
Читать дальше