Робин Хобб - Странствия Шута [Fool’s Quest]

Жаль, я уже не могу выпить столько же.

Возможно, я и впрямь был пьян, потому что ответил им:

Я так по ней скучаю.

Никто мне не ответил, и я пожелал им спокойной ночи.

Правда состоит в том, что иногда приходит великий вождь, способный в силу своего обаяния убедить других следовать за ним по пути, ведущему к высшему благу. Некоторые хотели бы заставить вас поверить, что, чтобы создать громадные, могучие изменения, нужно быть именно таким вождем.

Истина же заключается в том, что десятки, сотни, тысячи людей объединили свои усилия, чтобы привести вождя к этому моменту. Повитуха, которая примет его бабушку, так же важна для этого изменения, как и человек, который подкует его лошадь, на которой он поедет и сплотит своих последователей. Отсутствие любого из этих людей может обрушить власть вождя быстрее, чем стрела в его груди.

Отсюда следует, что для изменений не требуется ни военной мощи, ни жестоких убийств. Даже в пророках необходимости нет. Имеющий записи сотен пророчеств Белых может сам стать Изменяющим. Любой желающий может поторопить крошечные перемены, которые обрушат власть одного человека и возвысят другого. Сотни Слуг изменили это, способствуя вам. Мы больше не зависим от одного Белого Пророка, чтобы повернуть мир к лучшему. Теперь во власти Слуг сделать гладким путь, которым мы все стремимся следовать.

Белыми звездами с черного неба падал снег. Я лежала на спине, вглядываясь в ночь. Холодные белые хлопья, тающие на лице, разбудили меня. Хотя нет, я не спала. Не отдыхала, а лежала в какой-то странной безмятежности.

Я медленно села. Голова кружилась, меня подташнивало.

Какое-то время я прислушивалась и принюхивалась. Мне, окоченевшей, казался заманчивым запах жареного мяса и треск огромных бревен в очаге Большого Зала. Менестрель настраивал какую-то басистую трубу.

Но когда я проснулась, то перепугалась. Это был не канун Зимнего праздника. Наоборот, все покинули свои дома, собравшись в темноте. Везде царил разгром. Конюшни горели. Обуглившееся мясо оказалось трупами людей и лошадей. Длинные, низкие тона, которые, казались медленно просыпающимися трубами, превратились в растерянные стоны людей Ивового леса.

Моих людей.

Я протерла глаза, не понимая, что происходит. Руки были тяжелыми и бессильно болтались. На них оказались огромные меховые рукавицы. Или это огромные белые пушистые лапы? Не мои?

Толчок. Я ли это? Или кто-то другой думает мои мысли? Я задрожала всем телом.

— Я Би, — прошептала я еле слышно. — Я Би Видящая. Кто напал на мой дом? И как я оказалась здесь?

Я была тепло укутана и сидела, как королева в постели, в открытых незнакомых санях. Что за чудные сани! Две белых лошади в красно-серебряной упряжи терпеливо ждали команды. По обе стороны от сиденья возницы, на искусно выкованных крючках, висели фонари со стеклянными стенками, украшенными железными завитками. Они освещали мягкое сиденье и изящно изогнутые края саней. Я потянулась, думая уцепиться за тщательно отполированное дерево. И не смогла. Я была завернута, укутана в одеяла и меха, которые связали мое сонное тело не хуже веревочных узлов. Сани стояли на краю подъездной аллеи, которая вела к некогда великолепным дверям Ивового леса. Теперь эти двери валялись на земле, изломанные и бесполезные.

Я потрясла головой, пытаясь очистить сознание от стягивающей его паутины. Мне надо что-то сделать! Я должначто-то сделать, но мое тело оставалось тяжелым и мягким, как мешок с мокрым бельем. Я не помнила, как меня вернули к поместью, и уж тем более — кто надел на меня все эти тяжелые меха и затолкал в сани. Будто разыскивая потерянную перчатку, я попыталась вспомнить прошедший день. Я была в классной комнате с другими детьми. Дворецкий Рэвел умер, предупредив нас, чтобы мы прятались. Я спрятала детей в потайном коридоре Ивового леса, а потом дверь оказалась запертой. Бежали с Персеверансом. Его ранили. Меня поймали. И я была счастлива от того, что меня поймали. Больше я ничего не помнила. Но так или иначе, меня вернули к поместью, надели на меня тяжелую шубу и укутали в дюжину одеял. И теперь я здесь, в санях, смотрю, как горят мои конюшни.

Я отвела глаза от скачущего оранжевого пламени и поглядела в сторону дома. Люди, те люди, которых я знала всю жизнь, собрались у высокого проема входных дверей. На них не было теплой одежды. Они были в том, что надели с утра для работы в поместье. Чтобы согреться, они сбились в кучу, обнимая себя или цепляясь друг за друга. Я видела несколько маленьких фигурок, и, когда наконец мое зрение прояснилось, я поняла, что это дети, которых я прятала. Несмотря на мое строгое предупреждение, они вышли, выдали себя. Мои неповоротливые мысли соединили горящие конюшни и спрятанных детей. Возможно, они не зря покинули убежище. Возможно, захватчики могли поджечь и дом.