Ричард Байерс - Нечестивец

— Так, постой-ка. Кто, во имя Сребробородого, ты такой?

— Барерис Анскульд. Когда-то мы с Аотом сражались вместе.

Кхорин пожал плечами.

— Никогда о тебе не слышал.

— Яркокрылая здесь? Она подтвердит мои слова.

Дварф смерил человека недоумевающим взглядом.

— Я слышал о Яркокрылой. В венах многих наших грифонов течет её кровь. Но она уже сорок лет как мертва.

Суровое лицо Барериса слегка смягчилось — по нему проскользнула тень какой-то эмоции, но она исчезла прежде, чем Кхорин успел понять, что это было.

— Я надеялся, что она сможет прожить более долгую жизнь, как и её хозяин. Но, раз уж она не может за меня поручиться, ты должен поверить мне на слово — я тот, кто я есть.

Кхорин фыркнул.

— Будь я проклят, если должен делать хоть что-то, кроме как подчиняться приказам. А в них ничего не говорится о том, чтобы тебе помогать.

— Прошу. Я проделал немалый путь, и мое дело не терпит отлагательств.

— Думаешь, ты тут один такой? Убирайся-ка сейчас же, и, возможно, когда придешь в следующий раз, я и позволю тебе встретиться с капитаном.

Барерис начал декламировать резкие ритмичные слова, резавшие слух, словно пение рога глоров. Услышав их, уже невозможно было избавиться от их звучания — они продолжали раз за разом эхом резонировать в голове.

Наконец-то Кхорину стало понятно, что произошло с привратником. Барерис наложил на него заклинание, чтобы сбить его с толку и сделать податливым, и теперь этот бард или волшебник, кем бы он там ни являлся, пытался провернуть тот же трюк ещё раз.

Но Кхорин был дварфом, а не слабохарактерным человеком. Одним быстрым и плавным движением он вытащил из-за спины ургош, бросился вперед и атаковал заклинателя.

Не прекращая творить магию, Барерис отступил, и удар не попал в цель. Кхорин моментально снова перешел в атаку. На этот раз он попытался пронзить противника острием копья, которым заканчивалось древко.

Сделав шаг в сторону, Барерис схватил ургош за рукоять, и они с Кхорином принялись вырывать оружие друг у друга. Дварф почувствовал, что его оппонент постепенно теряет хватку, и тут Барерис, внезапно отпустив ургош одной рукой, схватил его за горло.

Пальцы человека оказались ледяными на ощупь, и по телу Кхорина начал разливаться холод. Тем временем песнь Барериса продолжала звучать в его голове. Она становилась все громче и громче, причиняя боль и мешая мыслить связно.

Это было уже слишком. Ноги Кхорина подкосились, и он опустился на пол. Барерис склонился над ним, продолжая сжимать его шею сокрушающей хваткой, и уставился ему прямо в глаза.

— Где Аот? — спросил человек, и, хотя он и закончил произносить слова силы, отзвуки яркой, беспощадной сущности песни все ещё звучали в его голосе.

Кхорин все равно не хотел ему ничего говорить, но он был не в силах себя контролировать. Слова вылетели сами собой:

— Он ночует у леди Куамары.

— И где она живет?

— В поместье на Параде Лучника.

— Хорошо, — Барерис выпрямился. — А теперь отдыхай.

Отдыхать? Больше всего Кхорину хотелось подняться на ноги и вздуть этого мерзавца, но магия вытянула из него все силы и решимость. Куда проще было ничего не делать и позволить векам опуститься.

Когда Барерис уже находился в дверном проеме, чей-то голос произнес:

— Неужели это и вправду было необходимо? Он же один из людей Аота.

— Мы торопимся или как?

Золотистый свет дюжин источающих аромат сирени свеч озарял покои, идеально подходившие для услад. На столе выстроились ряды бутылок с вином и ликером, а также блюда с жареными фазанами, говядиной, белыми и желтыми сырами, вишней, имбирными пирожными и прочими яствами. Откуда-то поблизости лились звуки музыки, наигрываемой тремя музыкантами, хотя их самих нигде не было видно. Сквозь распахнутые окна проникал свежий воздух и виднелось усыпанное звездами небо. Покрытую шелками и мехом кровать с разбросанными на ней подушками окружали зеркала.

Аот подумал, что единственным, что вносило диссонанс в эту картину, было его собственное отражение в одном из зеркал. Учитывая, что он обладал плотно сбитым, смуглым, покрытым татуировками телом, грубыми чертами лица и необычными, светящимися голубыми глазами, он едва ли смотрелся уместно среди всей этой роскоши.

Но, будь оно все проклято, это не так. Только не теперь. Он добился успеха на избранном им поприще, и если очаровательную и утонченную аристократку-полуэльфийку вроде Куамары в нем привлекала не внешность или обходительные манеры, а известность и положение в обществе, лишь идиот стал бы переживать насчет этого.