Джакоб с подозрением косился на всех мужчин, что появлялись в поле его зрения. Кто же из них шлет Юте отвратительные послания? Кандидатуру самого виконта барон отверг сразу же. Высокий худой рыжебородый виконт Вирнольский в средствах не нуждался. Пожалуй, прельстись он в действительности сомнительными прелестями Юты, Джакоб не стал бы возражать. Виконт – человек влиятельный, от такого покровителя глупо было бы отказываться. Но увы, Вирнольский не уделял ни малейшего внимания дамам старше двадцати лет. К молоденьким красоткам он относился иначе и не упускал случая по-отечески пожать какой-нибудь из них нежную ладошку или потрепать по хрупкому плечику. Глупые племянницы Джакоба виконта недолюбливали и предпочитали держаться от него подальше. Более того, Эрна старательно избегала даже Берхарда, второго сына виконта. Юноша пытался оказывать ей знаки внимания, но Эрна только отмалчивалась и сторонилась молодого рыцаря. Пожалуй, не помешало бы провести с ней разъяснительную беседу. Позволение самой выбрать себе жениха вовсе не означало, что выбор не должен быть согласован с опекуном. Похоже, глупышка этого не понимала.
К дамам приблизился хрупкий белокурый юноша и с поклоном передал что-то виконтессе. Джакоб насторожился. Он совсем упустил из виду мальчишку. Паж – как же его имя? – был слишком юн, чтобы барон ранее рассматривал его всерьез. Но теперь, глядя на отливающие золотом локоны, на чистую белую кожу, на изящные кисти рук, Джакоб осознал свою ошибку. Паж – Агидиус, вот как его звали – уже не был ребенком, а дамы в определенном возрасте питают склонность к таким юнцам. Еще свеж был в памяти светского общества скандал, случившийся пару лет назад. Тогда все смаковали подробности излишней благосклонности одной престарелой графини к пажу ее собственного сына. Отголоски скандала долетели и до Джакоба, и теперь он, похолодев, вызывал в памяти подробности того происшествия. Кажется, графиня щедро одаривала мальчишку драгоценностями, и ее сынок опознал фамильный перстень на руке пажа. Или то был не перстень, а бриллиантовый аграф? В свое время барона посмеялся над историей и выкинул ее из головы. Ему и на ум не могло прийти, что он окажется в гораздо худшей ситуации, нежели бедолага-граф. Одно дело, когда престарелая матушка в силу почтенного возраста лишается разума, а иное – когда рога наставляет супруга. Графу больше сочувствовали, а над ним, Джакобом, станут потешаться. Да и Юта еще не достигла тех лет, когда поступки ее можно списать на старческие причуды. Графине-то было уже под восемьдесят, так что помрачнение рассудка никого не удивило.
К Агидиусу следовало присмотреться повнимательнее. Барон чуть отошел в сторону и сделал вид, будто заинтересовался гобеленом с изображением прекрасной девы и единорога, а сам украдкой косился на пажа, готовый последовать за ним.
– Посмотри-ка, – удивленно воскликнула Эрна, – чем это занят наш дядюшка?
Леона выглянула в окно. Зрелище ей открылось презабавное: низко пригибаясь, барон Левренский крался среди кустов.
– Похоже, письмо от Клауса возымело действие. Вот только дядя явно выбрал не тот объект.
Эрна согласно кивнула. Упомянутый Клаус расположился неподалеку от подруг и делал вид, что полностью погружен в чтение книги, а сам тем временем бросал на девушек быстрые взгляды. Кончики оттопыренных ушей молодого рыцаря подозрительно алели.
– Может, попробуем поговорить с графом, пока дядя занят? – предложила Эрна.
– Не получится, – кисло ответила Леона. – Граф сегодня принимает подданных и выслушивает их жалобы. Ну и решает спорные вопросы, с которыми не смогли разобраться старосты, градоначальники и святые отцы. Так что его сиятельству точно не до нас. К тому же господин барон уже успел побеседовать со мной и строго-настрого запретить даже приближаться к графу. Грозил скорейшим бракосочетанием для нас обеих, если я вздумаю его ослушаться.
– Но ты ведь что-нибудь придумаешь, правда?
Леона только грустно улыбнулась. Детская вера Эрны в подругу воодушевляла, но иногда вызывала досаду. Самой Леоне никогда не приходилось ожидать, что кто-нибудь займется ее проблемами. Она привыкла полагаться только на себя. Даже когда еще были живы родители, они предоставляли дочери относительную свободу, позволяя такое, что с тетушки Юты хватило бы лишиться чувств, узнай она о подобных вольностях. Да и, правду сказать, мало кто одобрил бы такое воспитание благородной девицы, при которых оная девица была вправе бегать к пруду купаться вместе с крестьянскими девками, лазать по деревьям и играть в разбойников с сыновьями прислуги. Леона крепче стиснула зубы. Она давно уже запретила себе вспоминать родителей и то благословенное время, что она провела под отчим кровом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу