Марьяна Сурикова - Гимназия Царима

— Они словно брачные мет…

Эсташ прервал мою речь. Губы опалило, раскрыло и смяло в самом чувственном, самом яростном поцелуе, и я едва удержалась на ногах, крепко обхватив мужчину за шею.

Никогда даже представить не могла, будто может быть что-то, способное затмить чистую магию его поцелуев. Я оказалась не права. Это была лишь малая толика удовольствия, которое возможно испытать, отдавшись любимому мужчине не только телом, но и всем сердцем и душой.

Я узнала, как ласки, предваряющие физическое единение, способны распалить огонь, более яростный, чем тот, которым горишь, лишь предвкушая удовольствие. Поняла, что, испытав нечто подобное, начиная с первого прикосновения к обнаженному телу, как к отражению твоей полностью обнаженной перед ним души, заканчивая мучительно-сладким выдохом в момент удивительного наслаждения, никогда-никогда больше не сможешь принадлежать только себе. Когда ты — существо из двух половинок, одной себя становится слишком мало.

Спокойная блаженная расслабленность пришла на смену огненному вихрю чувств. Глядя прямо перед собой, я ничего не могла различить. Перед затуманенным взором проносились картины, от которых тело снова покрывалось мурашками, а я не переставала повторять про себя: «Неужели так бывает?» Чувствуя руки Эсташа, его ласковые объятия, тем не менее вдруг перепугалась, что это все сон, и резко повернулась на бок. Прикоснулась к нему, наблюдая, как снова взлетают, чуть дрожа, усталые ресницы, погладила черты любимого лица.

Реальность. И он настоящий!

Продолжая изучать безумно дорогой облик, словно мне не хватило для этого прошедших секунд, минут или часов, а может, вечности настоящего волшебства, я дотронулась до татуировки на его груди, и она полыхнула жаром, когда провела пальцем вдоль плавных линий. Потянувшись, коснулась ее губами даже без толики смущения и ощутила, как Эсташ вздрогнул.

— Ой! — Я мгновенно очутилась на спине, пальцы переплелись с его пальцами, ладони оказались прижаты к постели, а карамельные волосы щекотали лицо. Замерев под взглядом искрящихся глаз, в которых снова бушевал аквамариновый шторм, шепотом спросила: «Нельзя трогать?»

— Можно, — ответил он и вернул поцелуи, от которых вздрагивать пришлось уже мне.

Сколько бы это ни длилось, я желала повторения. Зациклить время и круг за кругом быть с ним здесь, сейчас, всегда. Мне не довелось прежде узнать, что чувствуешь, когда страсть в отношениях на пределе, но интуиция говорила: «С любимым человеком только так». Словно магический фейерверк в голове, искорки по венам и коже, наслаждение, от которого внутри тепло, и оно разбегается по всему телу, и так волшебно и хорошо. Можно ощутить каждую клеточку, изведать чудесное чувство обладания, но не описать словами того, что дано испытать. Не просто прикосновения, но все вместе: запах, звук голоса, пьянящие стоны, касания рук, ощущения доверия и желанности, твоей необходимости для него и восторг, когда устремляешься вперед, чтобы познать миг полного единения. А после него наступает эйфория, настоящее наваждение приятных эмоций, в висках пульсирует кровь, дыхание учащается, пульс стучит в голове и звенит в ушах, и вдруг миг, когда напряжение отпускает…

Раз за разом, снова и снова, как бесконечный, неразрывный круг времени. Пока усталость не шепнет ласково, что этот цикл не разорвать, а проникшая в самое сердце уверенность, подсказанная его словами, убедит больше не бояться. Можно, теперь можно отпустить все тревоги и печали, позволить себе тихо и уютно уснуть в самых нежных в мире объятиях.

Любуясь умиротворенным личиком заснувшей на его груди Мариши, Эсташ очень осторожно привстал, боясь побеспокоить. Узкая ладошка соскользнула вниз, а девушка шевельнулась, но не пробудилась. На розовеющих припухших губах расцвела теплая, как солнечный лучик, улыбка.

Еще немного приподнявшись, дав крыльям пространство, чтобы расправиться, он меняющимся зрением любовался спящим сокровищем. Истинный взгляд открывал в ней ту же суть, что видели глаза человека.

По телу защитника огненными мазками разливалось жидкое золото, сияние разгоняло полумрак комнаты, а крылья, раскрывшись, подняли теплый ветерок, смахнувший с бледного виска приставший к нему локон. Она была еще слаба, но так отчаянно не желала засыпать, не догадываясь, что его внутреннее пламя разгорается лишь сильнее от каждого прикосновения, слова и жеста. И все же усталость взяла свое, забрав ее сознание в царство сна, оставив защитнику время тихого единения с древней, словно сам мир, клятвой.