— А надо бы попробовать одним ударом обоих. И одного и другого. Чтоб на ответный удар ни времени, ни сил не осталось. Разом. Собрать их в одном месте и….
Сарс оживился, поняв, что стоит на полпути к какой-то правильной мысли. Лицо в Шаре выросло — степняк наклонился поближе к Шару.
— Есть задумка так ударить, чтоб догадываться потом некому было… Понимаешь, о чем я?
— Магия смерти? — догадался Циндал.
Его собеседник кивнул.
— Есть у меня должник. Жизнь свою мне задолжал. Вот бы если…
Набрав в грудь воздуха, он хотел сказать что-то еще, но замер. Циндал видел, как на лицо степняка выползает глупая, совершено недостойная одного из властелинов этого мира, улыбка. Скрывая своё удивление, византиец ждал, что же будет дальше.
Наконец степняк тихонько засмеялся.
— Я лучше придумал…
Византиец чуть наклонил голову, показывая, что готов выслушать.
— Жениться, говоришь, князь восхотел? Это хорошо. Ты нашепчи своим императорам на ухо, что мол есть у князя вещица полезная — талисман волшебный, что может Империи помочь. Пусть привезет её к ним, а вы посмотрите, стоит ли принцессу выдавать за князя. Нужен ли им такой родственник…
Мысль действительно показалась не глупой. Да что там говорить — отличная мысль! Даже удивительно, что такая залетела не в его собственную голову, а в чью-то еще! Только вот сразу соглашаться товарищем Циндал не захотел.
— Так ведь он может вместе с дружиной в гости зайти, да силой отобрать, что потребно…
— Вот!
Сарс поднял палец.
— На это и расчет. Соберет он дружину. А тут мы и…
…До Киева они добирались дней десять.
Ехали не особенно торопясь, но и не задерживаясь без нужды. Ночевали чаще в лесу, но пару раз им повезло закончить дневную скачку в больших селах. Ночуя в корчмах, слушали, что говорит народ. Оказалось, что не только в Пинском княжестве неспокойно. Рано или поздно разговоры об урожаях и ярмарках сворачивали на невесть откуда появившихся чудовищ или вконец обнаглевших разбойников…
Меж собой говорили люди, что неспроста это все, что злые колдуны затеяли что-то, чтоб расколоть Русь на кусочки и теперь, чтоб провести черные свои обряды распугивают жителей. Что ждать надо бедствий, пожаров, голодных лет и недорода. Кто пустил слухи теперь уж не найти, но об этом говорили в каждом кабаке и ждали скверного.
Не все ладно строилось на Руси.
Веселее стало только тогда, когда они подъехали к Киеву.
Взобравшись на невысокий холм, Избор остановился. За спиной спрыгнул с лошади Исин и встал рядом.
Красив город Киев!
Конечно, считай, что теперь Пинск — Родина, а все-таки против правды ничего не скажешь. Красив!
Белые каменные стены закрывали собой терема и лабазы, дома купцов, ремесленников и простолюдинов. С реки тянуло влажным ветром и кислым запахом моченых кож. Сотник посмотрел на воеводу. Тот улыбался, словно старого знакомого повстречал. Даже дышать легче стало.
Ничего тут не изменилось. Разве что христианских церквей прибавилось. Их позолоченные луковичные купола и шатровые колокольни виднелись в разных концах города.
— Тоже заметил? — спросил он Исина. Тот кивнул.
— Ну и как это называется?
— А никак не называется, — отозвался хазарин. — Мы, славяне, с любыми богами уживемся. Поставь своих Богов рядом с нашими — слова против не скажем…
Из уст чернявого хазарина слышать такое было смешно, и Избор усмехнулся.
— Эх ты, славянин, золой перепачканный.
А сам подумал — ославянился, хазарин. Да и как иначе? Всегда вместе вон уж сколько времени…. из огня да в полымя, а в промежутке еще и пестом по макушке. Он вспомнил, сколько пришлось пережить вместе и, продолжая улыбаться, спросил:
— Ну и чего стоим?
Опережая товарища, изборов конь рванул к воротам.
А за раскрытыми створками жизнь шла своим чередом. Слава Богам, сюда не добрались ни неизвестные чудовища, ни безумные разбойники и поэтому киевляне жили, как жили — те, кому полагалось торговать — торговали, кому полагалось охранять — охраняли. Жизнь бурлила и каждый выполнял предписанное.
То, что творилось на улицах, будь они в Пинске, пинский воевода назвал бы суматохой, но Киеву это слово не подходило. Тут, наверное, всегда так.
Уже проскакивая по улицам, Исин нагнал Избора и явил свою дремучесть.
— Что это у них?
— Праздник какой-нибудь? — предположил с седла Избор. — В большом городе всякий день какой-нибудь праздник.
Дорога, что вела к княжескому терему, становилась все шире, но тесноты от этого только прибавилось. В дорогу, словно ручьи в реку вливались какие-то кривые тропинки и дорожки и с них на мощеную деревом мостовую выбегали киевляне. Кто на лошади, а чаще — пешком и все это двигалось в сторону княжеского терема.
Читать дальше