Игорь Григорьян - Иллюзия вторая

— Но почему большинство всегда ошибается? — акула внимательно слушала, и чувствовалось что эта тема ей интересна.

— Потому что природа не заинтересована в мыслящем большинстве, — серьёзно ответил дракон, — потому что природе необходимы исполнители её необходимостей, а никак не их инициаторы. И именно поэтому любое большинство всегда будет использоваться самим обществом для наиболее неквалифицированной работы — несложной умственно, но сложной физически. Природе нет НЕОБХОДИМОСТИ в более чем паре-тройке одарённых людей на сотню-две. Если же речь заходит о гениях, то можно говорить и об одном на миллион, а то и на миллионы, — Артак откашлялся и закончил:

— А если у природы нет такой необходимости, то соответственно, она и не будет реализована тем самым сознанием, о котором мы говорили — сознанием цельным и неделимым, сознанием всеобщем. Ибо реализовываются только необходимости, но никак не желания, кому бы они ни принадлежали.

— Но кто определяет эти самые необходимости? — Агафья Тихоновна вся превратилась во слух, — тот, кто держит верёвки в своих руках?

— Нет, — дракон невесело усмехнулся, — тот, кто держит верёвки лишь руководит. А тот кто нашёл в себе мужество их бросить — тот и определяет действия тех, кто руководит. Потому что имеющий столь поразительное мужество сам превращается в природу, и следовательно — сам определяет эти природные необходимости, которые неизменно реализуются через держащих, а уж потом — через скованных.

— Но кто же это?

— Кто? — Артак громко рассмеялся, — я не знаю кто. Но одно я точно знаю — каждый ДУМАЮЩИЙ участвует в процессе.

— Каждый?

— Без исключения.

— Вы говорите серьёзно? — Агафья Тихоновна внимательно смотрела прямо в глаза Артака, которые вновь осветились жёлтым солнечным светом.

— Как никогда серьезно. Но сейчас это не главное, к этому вопросу мы с вами вернемся в своё время. Сейчас речь не об этом.

— Да, да, — словно опомнившись от сна, акула встрепенулась, — сейчас есть вещи и поважнее. Итак, насколько я поняла, мы нашли разбитое человеческое сознание, так ведь? Разбитое, но не потерянное, да?

— Всё так, всё так, — Артак продолжал мелко и часто кивать головой, держа в лапах зеркальный осколок, — всё так, хотя может быть и совсем наоборот. Разрушенный, а не потерянный дом, как и разрушенное сознание, может говорить нам лишь о глубине возникшего вопроса, но отнюдь не о невозможности его решения, — дракон подобрал ещё один осколок и попытался совместить их, держа в передних лапах, и вдруг улыбнулся так чисто и искренне, что от одной его улыбки вокруг стало светлее, а мысли прояснились сами собой, — милая Агафья Тихоновна, ну конечно же, сознание не только разбито! Оно совершенно однозначно потеряно! Совершенно однозначно! Потеряно! — дракон громко и весело рассмеялся, — Потеряно! Потеряно! Никаких сомнений более!

— Но почему?

— Ответ, как всегда, кроется в самом вопросе! — Артак пришёл в замечательное расположение духа, — ведь вы только что сами сказали что мы его нашли, правильно?

— Да! Нашли! И что?

— А то что найти можно только что-то утерянное, ну или брошенное, что в данном случае одно и тоже, — Артак опять улыбнулся, — вы знаете, мне кажется, я наконец-то понял.

— Что поняли?

— В этом мире нет предметов, но есть действия. Однако и сами предметы тут все-таки сохраняют свою сущность, сохраняют энергию материи, из которой они состоят, просто в этом мире они становятся невидимы точно так же, как, например, в материальном, в человеческом мире мы с вами не в состоянии увидеть эти самые действия или процессы. Там мы способны разглядеть только их следствия — предметы. Но и действия, и процессы, и предметы физического мира — все они сохраняют свою сущность в любом из миров, однако видимы и осязаемы, ощущаемы они становятся только в своих родных пространствах. Ну, например, мы видим лопату и можем копать, но само «копание», которое можно было бы каким-либо образом зафиксировать в едином моменте, да хоть на фотографии — в человеческом мире предметов и вещей отсутствует. А если быть точнее, то оно есть, но просто-напросто растянуто во времени и мы не можем взять его, зафиксировать, вырвать из бытия, не можем положить в карман. А лопату, как предмет — вполне себе можем. Пока понятно?

— Да, да, — Агафья Тихоновна сосредоточено кивнула, — понятно, продолжайте.

— Здесь же всё с точностью до наоборот. Процессы — вот они, бери и пользуйся, хочешь — в карман клади, хочешь — в кладовку спрячь, тогда как зафиксировать и положить в карман какой-либо предмет не удастся. Не потому что их здесь нет, а потому что они тут невидимы, и возможно, растянуты, если не во времени, то в чём-то другом, и поэтому не подлежат никакой мгновенной фиксации. Понятно?