Игорь Григорьян - Иллюзия вторая

— А сможет ли эта поверхность укрыть нас от непогоды так, как это делали бывшие стены? — Агафья Тихоновна кивнула на зеркальные осколки.

— Нет, — Артак крикнул так громко, что зеркало в его лапе завибрировало, сначала тонко, потом гуще, нарастая, — непогода отныне — наша стихия, и более того — она — наша единственная стихия. И нет нам никакой нужды от неё укрываться, ибо она — и есть мы, она — есть наша суть. Бунтарство ради порядка… Укрыться от себя? Стоит ли? Нужно ли?

— Мы слились с вечным?

— Мы создали его.

— А то, что было до нас? До нашего созидания?

— И это были мы.

— Единое сознание?

— Тоже мы.

— Единое?

— Одно-единственное, цельное и нерушимое.

— И это не сумасшествие?

— Выражение единого сознания и его трактовка, его интерпретация — одним словом, человек — конечно, может считаться безумным, по безоговорочному праву большинства, ибо это право незыблемо в человеческом обществе, но только у этого самого большинства. У большинства, которое само определило себя нормальным, понимаете? Ведь, когда дело касается человека, ещё никто не смог определить это понятие — понятие нормы. Никто не смог определить и никто никогда не сможет его определить. Потому как нет его, нет этого понятия, да и быть не может. Для того чтобы определить внутреннее надо быть глубоко снаружи. Для того чтобы увидеть правду — необходимо стать вне её, необходимо покинуть её — следовательно, необходимо стать ложью. И поэтому так необходимо в любом из существующих миров наличие и того и другого, ибо одно бессмысленно без своей противоположности, бессмысленно и даже противно. Вся природная правда теряет свой высший смысл в отсутствии лжи, — Артак мягко отпустил акулий плавник, — так что абсолютно всё, что существует в природе — нормально. Всё что существует — норма. И только человеческое общество считает что норма — это качества, присущие большинству его членов. Однако, это не норма. Это голосование. И при таком голосовании все остальные качества, могущие быть полезными, и более того — полезными этому самому обществу, считаются отличными от нормы, то есть ненормальными. И всё. Точка. В любом обществе принято так считать, и принято так считать, к слову будет сказано, этим самым большинством, — дракон ещё раз заливисто рассмеялся, — и знаете что я вам скажу по этому поводу? — не дожидаясь ответа, он быстро продолжил:

— Бойтесь большинства, как огня. Даже более того — как только вы отнесете себя к большинству, к любому большинству — знайте — с вами уже что-то не так. Большинство, как бы оно ни выглядело изнутри этого самого большинства, или снаружи него — всегда ошибается. Но ошибаясь, оно, к моему большому сожалению, продолжает диктовать правила этой игры, называемой жизнью, и к моему большому счастью — диктует лишь в той её части, где игра — всего лишь игра. Большинство диктует всем — и себе, и незаметному в его тени меньшинству. Большинство диктует правила, которые каждый может принять, опутав себя ими как лианами, ограничивающими свои собственные действия; или отказаться принимать, легко разорвав этим своим отказом стягивающие их движения веревки. И отказавшись, стать, хоть на самую малость, но более свободными. Кстати, впоследствии, только эти отказники смогут назвать игру жизнью — полной и всеохватывающей. Ибо лианы уже не сковывают рук играющих, но всё-таки продолжают висеть на их руках, как вожжи, — Артак замолк на мгновение, — а вожжи, как известно, даны кучеру для того чтобы лошадь избрала нужное ему направление. И общественная лошадь послушно семенит по избранной кучером дороге, иногда переходя на аллюр или галоп, опять-таки, по желанию возницы. И направление самой дороги, как и правила дорожного движения — а значит, и правила самой жизни определяет и устанавливает тот, кто распутался; тот, кто свободен от марионеточного мышления; тот, кто может танцевать не боясь падения; тот, кто продолжает держать веревки, спутывающие пляшущих в своём беге лошадей уже в своих руках, и более того — диктующих им эту пляску. И эти люди как раз и есть то меньшинство, которое отказалось принимать правила игры, общие для всех, отказалось принимать и поддерживать мысли и действия большинства.

— А если выкинуть веревки? — акула невольно подалась чуточку вперед, словно хотела услышать ответ дракона хоть немного, но раньше.

— Если выкинуть веревки… — глаза Артака блеснули жёлтым… — Тот кто выкинул верёвки из своих рук может по праву считаться меньшинством из меньшинства, — он захохотал, — ибо и в меньшинстве всегда будет своё большинство, и по сравнению с меньшинством меньшинства оно тоже будет ошибаться. И полностью отказаться от управления, полученного хоть и по праву, пустить повозку по воле ветра могут совсем немногие.