Виктор Уманский - Час ноль

— Мерзко — так и есть. И это лишний раз доказывает, что обнародовать факты необходимо.

— Виталик! — Рома, похоже, начал терять самообладание. — Ты был там. Ты видел, на что способны эти люди. Они раздавят тебя… одним пальцем. Даже если ты заменишь везде своё имя, тебя вычислят на раз-два!

— Э, нет, — Виталик погрозил пальцем. — Я не собираюсь скрываться. Наоборот: я буду выступать от своего имени и постараюсь распространить информацию как можно шире. Только так от неё будет толк. А защитит меня гласность.

— Ты же лучше меня знаешь, что бывает с теми, кто мешает власти…

— Ага, — Виталик внезапно улыбнулся и подмигнул. — Но только вот — как там Высоцкий пел? — быть ни при чём ещё хуже. Разве не так? Знать о преступлении и молчать — значит быть соучастником.

— Телеги задвигать ты мастер, — буркнул Рома. — Но одно дело — действовать разумно… и осторожно. А другое… — он ткнул пальцем в папку в руке у Виталика и тут же раздражённо махнул рукой, — лезть на рожон. Тебя могут не только посадить, но и грохнуть. Если тебе плевать на себя, подумал бы хоть об Ане!.. — к досаде и гневу в голосе Ромы внезапно прибавилась горечь. — Она мечтает о спокойствии, о детях! А получает ночные обыски и поездки в ментовку…

Виталик ответил не сразу.

— Знаю… Я не лучший муж. Но я не буду уважать себя, если поступлюсь совестью. Аня знала, на что шла.

Рома слишком хорошо знал правила, по которым жил Виталик. В его представлении, если Аня делала свободный выбор, значит, должна была нести за него ответственность. А если не хочет — то пусть уходит. Рома понимал эту логику умом, но не душой. Увы, спорить с Виталиком было бесполезно: он разбил бы доводы одним щелчком.

— Мне просто жаль, что ты не ценишь того, что тебе досталось, — сказал Рома.

— Я очень ценю её, дружище. Очень. И тебя ценю. Спасибо за всё, что ты сказал.

Виталик остановился, и друзья обнялись.

Виталий Сотников и его редакция серьёзно поработали, готовя публику к обнародованию масштабного материала. С выходом доклада у него сразу появились читатели, а многие факты публиковались в оппозиционных СМИ в виде отдельных новостей. Особо эту тему муссировали западные агентства, взявшие у Виталия несколько интервью.

Федеральные СМИ и чиновники традиционно отмалчивались. Какого-либо давления со стороны властей Виталий не ощущал. Только раз ему позвонил следователь и пригласил на беседу по поводу какого-то заявления, якобы о нарушении авторских прав. Виталий попросил прислать повестку, и на этом история закончилась.

* * *

Во многом благодаря общественному резонансу, вызванному публикацией, известность Виталия заметно выросла. Год спустя он работал уже над другим расследованием: на этот раз оно касалось не военных преступлений, а коррупции.

Августовским вечером Виталий возвращался домой после интервью с одним из информаторов. Лето выдалось прохладным, липы зацвели поздно, и во дворике, через который он обычно срезал путь, едва уловимо слышался запах мёда. Сумерки уже наползли на крыши домов и спускались по кронам и стволам деревьев, путаясь в листве.

На подходе к арке — между железным забором детского садика и пятиэтажкой — Виталия нагнал неприметный мужичок. И ударил по затылку обрезком арматуры. С усилием подняв Виталия за подмышки, он привалил его к бетонному забору: спит человек. Оружие мужичок бросил рядом — в траву. Со стороны и не видно. Августовская зелень помешала ему заметить женщину, наблюдавшую через кусты с другой стороны двора — и прижимавшую руки ко рту, чтобы не закричать.

Как она потом объясняла, в голове у неё что-то перемкнуло, и она забыла про телефон. Просидев в кустах несколько минут, пока мужичок не скрылся, она выбежала через арку на дорогу и, размахивая руками, остановила скорую.

* * *

Ане позвонили через полтора часа, — а она тут же перезвонила Роме. В больницу они прилетели практически одновременно. В реанимацию их не пустили, и они дожидались вестей на кушетке в коридоре.

Через час вышла медсестра. Рома вскочил на ноги, а Аня почувствовала, что не в силах подняться.

«Доктор всё расскажет», — и медсестра удалилась по коридору. Аня не сумела ничего понять по её лицу. Врач вышел следом. «Пациент в коме» — сказал он.

Аня позвонила друзьям Виталика из редакции, и на следующее утро поднялся большой шум. Соратники и сочувствующие осаждали больницу, и полиция выставила охрану. Аню пытались выловить журналисты, но та общалась лишь с самыми близкими — друзьями семьи.