Татьяна Белоусова-Ротштеин - Парагвайское чаепитие

Общий смех Темных князей и орочьих командиров грянул о стены, заскреб по камням. Они все пожирали ее глазами, мечтая пожрать по-настоящему, разорвать на куски, разрушить. Заурон знал, им невыносимо это ее бесконечное превосходство над порождениями тьмы, над светлыми, над людьми, вообще над всеми живущими в лучах Солнца и Луны.

Но точно так же он знал, что ей страшно. Это чувство лорд-некромант умел безошибочно определять в любом существе, даже в почти божественном. Только страшится Эльриэлен вовсе не за свою жизнь, себя бы она не пожалела, ей страшно за свой великий народ. Всему ее великому народу страшно, поэтому король эльфов и прислал для переговоров с Владыкой Тьмы не кого-то, а свою дочь.

— Ты безумен, но не глуп, — ее чеканные слова легко обрубили последние смешки. — Ты не можешь недооценивать нашу силу. Ты не откажешься говорить со мной.

Его прислужники завыли и зарычали, уже не скрывая своей ярости. Тьма и смерть почти ощутимо, осязаемо колыхались в воздухе. Заурон понимал, что им достаточно всего едва заметного его приказа-кивка, чтобы обрушиться на нее, обрушиться и поглотить.

А она стояла всё так же спокойно, изящная и несгибаемая, как эльфийский клинок, и надменно смотрела на него снизу вверх. Только эльфы умеют смотреть надменно СНИЗУ ВВЕРХ.

Заурон, сидя на своем высоком черном троне, вдруг ясно вспомнил, почти физически ощутил, каким он был менее десяти лет назад. Костлявые пальцы некроманта невольно сжали подлокотники трона, дыхание перехватило от горячей ярости. На мгновение ему захотелось отдать приказ. Но только на мгновение.

— Тихо всем! — Голос не подвел Темного властелина. Подданные вмиг смолкли, а стены содрогнулись. Не дрогнула только эльфийка. — Если птичка хочет почирикать, — он хищно ухмыльнулся, — пусть почирикает. Для меня. Все — вон!

Свита глухо зароптала, но только лишь его желтый звериный взгляд метнулся по сторонам, незамедлительно вытекла из зала темным потоком, огибая застывшее в центре воплощение света. Ни капли их грязи не коснулось ее.

Итак, они остались втроем: она, он и тишина. Тишина казалась тяжелее черных стен и ярче эльфийского света…

— Ну, Ваша Светлость, — Заурон продолжал криво ухмыляться, сознавая, что его картинные гримасы волнуют ее меньше всего, — что Ваш Сияющий отец желает предложить мне?

— Ты заключил «пакт о невойне» с королевством людей, с Баринделом, — легко, но без явного вызова перебила Эльриэлен, — мы обеспокоены этим. Это противоречит твоим прежним договорённостям с нами.

Заурон только теперь подумал, какой холодный ее свет. Холодный и прозрачный, совсем не похожий на таинственные туманы эльфийских лесов и пустошей. И какое это потрясающее сочетание, потрясающее умение — такое сочетать!

Заурон поднялся с трона и лениво зашагал по ступеням вниз. Он, не скрывая, разглядывал эльфийскую принцессу словно какого-то диковинного зверя, приведенного орками-охотниками.

Когда-то подобным взглядом смотрел на него Гэльэнель, первый эльф с которым будущему Темному властелину довелось встретиться.

В те времена Заурон, еще бесконечно далекий от своего нынешнего могущества, но страстно его желавший, дезертир из войска Ордена Белых магов, некромант-самоучка, скрывался на окраине бывшей человеческой империи в обществе нескольких сподвижников.

А Гэльэнель-эль-Эльнст, путешественник и ученый, тогда открыл в приграничном городке лавку магических редкостей. Эта лавка, а также скоро выстроенный при ней особняк, стали самым притягательным местом в округе. Только Заурон не спешил посещать «какого-то ушастого торгаша». До тех пор, пока не получил от него личное приглашение.

— Я пришла, чтобы говорить открыто и прямо, — холодный голос и прямой взгляд вернули его в день текущий, — тебе никогда не удастся победить в войне на два фронта, ты знаешь это лучше меня и кого бы то ни было. Ты сам об этом писал. Такая война неизбежно окончится для тебя крахом.

Воспоминания были неуместны, но накатывали неотвратимо, как приступ мигрени. Когда он всё-таки оказался в тюрьме Ордена, после неудачного бунта, ему казалось, что это — полный крах. Ни силы, ни власти, ни нового мира, созданного по его усмотрению. Казалось, не будет его Империи, грозной и стройной, недосягаемо возвышающейся над всеми людскими народами, единственно равной королевству эльфов. Казалось…

— Верно говоришь, светлая, — некромант подошел к эльфийке совсем близко, — именно по-этому я и заключил с ними договор о мире.