Наталья Игнатова - Откровение

Мира бы не стало.

Старшего бы это не порадовало. Хеледнара — тоже. Так стоит ли идея того, чтобы наступать на горло идеалам?

Стоит ли мне сейчас тратить время на размышления об этом, вместо того, чтобы идти к Волку, который уже вышел на Обочину и ждет меня? А я остаюсь на Лезвии и откладываю встречу. Потому что есть кое-что, к чему я не успел его подготовить.

Кокрум, Эльрик де Фокс, ты знаешь этого парня много лет, пора бы уже понять, что он способен принять любые перемены.

Новый выход на Дорогу слегка напугал, как будто посмертные дары опять потекли в никуда, не залечивая, не возвращая жизнь, лишь удерживая ее в израненном теле Князя. Но наваждение тут же ушло. Просто иллюзия. Дурные ассоциации. А даже если б Дорога действительно вытягивала из него жизни, ради возможности увидеть Эльрика не жаль было всего запаса посмертных даров.

Огромного, к слову, запаса. Счет шел на десятки тысяч. И большая часть этих жизней была подарком Князя. Вот кто умел убивать. Шефанго! Куда там недоученному демону-людоеду.

Зверь направил Блудницу поперек звездной мостовой и хмыкнул, вспомнив о том, как вытянул страх и боль из незнакомцев, узнавших о болезни сына. Собственная жадность не поддавалась никакому разумению.

А непроглядная тьма над пылающими звездами распахнулась в синее небо, в синее море, в тончайшую взвесь облаков. Нефтяная платформа, возносящаяся над волнами, показалась издалека ажурной, кружевной. Чуждая этому месту — безлюдному, ненавидящему людей — но такая красивая!

Живая.

Блудница скользнула над волнами, взлетела выше, пронеслась над платформой, выбирая место для посадки.

На палубе было четыре круга, отмечающих посадочные площадки. Один из них затемняла тень вертолета. Машины не было, был лишь силуэт, отпечатавшийся на пластиковых плитах, как Тень Хиросимы.

Зверь без колебаний посадил Блудницу именно в этот круг, в перекрестье вертолетных лопастей. Она так захотела, и с чего бы ему с ней спорить?

Ринальдо не объяснил, что такое Обочина. Особое место, для каждого свое — вот и вся информация. Остальное предстояло выяснить самостоятельно.

Почему нефтяная платформа? Почему не аэродром, не какой-нибудь ангар с машинами — болидами, вертолетами, без разницы, главное, что с летающими? Чья тень осталась в посадочном круге, так понравившемся Блуднице?

Что тут было? Что-то, не сохранившееся в памяти, но отпечатавшееся в душе…

Тень Хиросимы.

Эльрик появился рядом с Блудницей.

Не тень, не призрак. Огромный, жуткий, настоящий. Красные глаза отразили солнце, сверкнули как алые бриллианты. Волосы, заплетенные в косу, текли белым золотом. Черный шелк одежды — как изузоренный вороненный металл.

Эльрик. Настоящий. Но еще не живой… пока — больше меч, чем существо из плоти и крови.

— Коса? — спросил Зверь.

Ну, конечно, о чем еще спрашивать вернувшегося из мертвых, если не о прическе?

Князь, наверное, подумал о том же. Мечи, вообще, думают?

Понял он, во всяком случае, правильно. Остался стоять, где стоял. Безропотно позволил взять себя за руку — левую, металлическую, живую только с виду. Так же терпеливо вынес хватание за косу. Потом Зверь взял его правую руку, живую по-настоящему, и запутался в эмоциях, то ли своих, то ли княжьих.

— Можешь еще на зуб попробовать, — низкий голос смеялся, но был теплым.

Что-то в Эльрике живое, что-то нет, что-то — не понять.

— Коса, — до Зверя начало доходить, — значит, все правильно? Здесь у тебя все правильно. Потому что мы на Обочине или потому, что ты в родном мире?

— Я не сделал ничего, за что косу стоило бы отрезать.

— А кто сделал? О… черт…

Вот теперь дошло. Окончательно.

Это Эльрик, живой и настоящий. Почти живой. Точно настоящий. Но это не тот Эльрик, что жил в Саэти. Того звали Чудовищем, этого зовут Снежный Конунг.

Они разные.

Длинные пальцы с когтями сжались, не позволив отдернуть руку. По лишенному мимики лицу, по глазам без зрачков и радужки, не прочесть ни чувств, ни мыслей, но это и не нужно. Вот же всё — свое и Эльрика — как всегда, то есть как последние несколько лет. У Князя все правильно. Он не сделал ничего из того, что сделал тот, другой шефанго. Но становится им, Чудовищем, когда приходит в Саэти. Потому, что кто-то должен.

И тогда — нет косы. Нет покоя в душе. Есть одиночество, печаль и потери.

— И один не в меру сентиментальный ангел-людоед, — Эльрик выпустил его руку, погладил по голове.

— А здесь?