Стелла Вайнштейн - Король в моем плену

Рейсвальд так и не понял, что именно в его словах вызвало острую реакцию ведьмы. За день в плену он уж решил, что начал понимать сложную душу колдуньи, и опять Эвитерра огорошила его.

Отчего такое чувство тягостной вины на душе, будто он щенка пнул? Что в его словах принесло столько боли?

Пресвятой Отец, он не хотел… Если бы Рейсвальд знал, как стереть с округлого милого лица выражение отчаяния! Она словно ждала от него чего-то. Знать бы — чего…

Вернувшись к телеге, король все не мог прийти в себя, вновь и вновь прокручивая странный эпизод. Может, не стоило признаваться, что увидел ее истинное лицо во время сна? Нет, колдунье лучше не лгать, не перечить, иначе нарушишь чертово условие… Нужно выполнить все. Все что угодно ради жизни Катрин.

В то же время полную правду сказать он тоже не осмелился. Разве мог признаться, что не в силах глаз отвести от истинного лица ведьмы, открывшегося во время сна? Что готов смотреть на это лицо, забыв о времени, словно окованный неведомыми чарами.

И все же, Эвитерра… Как прогнать застарелую грусть с лица колдуньи? Не потому, что обязан, а из-за того, что она всем пытается помочь, а о себе редко задумывается. Странно, обладая почти всевластием, заботиться о приблудном мальчишке. Рейсвальд сперва посчитал это блажью, а сегодня, наблюдая за Миком, решил для себя, что Эвитерра совершила чуть ли не подвиг.

Великие деяния не всегда одеваются в праздничные одежды, о них не трубят глашатаи во всеуслышание. Иногда о чуде говорит лишь исчезновение затравленности из глаз отдельно взятого мальчишки.

Рейсвальд слишком хорошо понимал Мика. Он сам оказался ребенком вдали от родных, в чужом королевстве на правах заложника. Выживал как мог, пока не стал одним из тех, кого уважают и опасаются. Клеймо чужака, видимо, въелось в кровь, ведь даже вернувшись в Айнур, он вечно чувствовал себя перекати-полем, колючкой без корней, гонимой ветром по неведомому пути.

Если бы в Сарнире хоть одна живая душа взяла под крыло угловатого подростка тринадцати лет, как осмелилась Эвитерра протянуть руку помощи Мику… За один этот поступок ведьмой невозможно не восхищаться.

Рейсвальд не мог понять, чем он обидел временную госпожу, но все отчетливей понимал — сделает все возможное, чтобы такого не повторилось.

С этими мыслями он въехал в деревню, находившуюся под покровительством герцога Савьёля, отца Катрин.

Покосившиеся домишки с кривыми плетнями. Исхудавшие животные, пасущиеся на скудных пастбищах. Обнищавшие и озлобленные, плохо одетые люди.

Извозчика ведьмы знали и встретили с воодушевлением. Принялись выспрашивать новости из замка, пытаться выспросить новости о родных, живущих у ведьмы, но тот отвечал:

— Госпожа чесать языком не велела, и вы помалкивайте, если шкура дорога!

И они с почтением перешептывались, толклись у телеги, словно в ожидании. С кряхтением извозчик обернулся к Мику, тот достал холщовый мешок и принялся раздавать плотно спеленатые веревкой полотняные свертки, помеченные красной краской.

Получавшие на руки посылку вспыхивали радостью и спешили ретироваться. Никто не развернул сверток на месте, хотя Рейсвальд не отказался бы поглядеть, что передают из замка в его земли.

Деревенский староста, приметив Рейсвальда, почтительно поклонился, за ним рухнули оземь остальные в низком поклоне. Зашептались:

— Сильна! Ведьма самого короля с поручениями посылает!

Староста показал Рейсвальду следовать за ним, а король в свою очередь сделал знак Мику. За содержимое телеги король не опасался, слишком силен был в деревенских сердцах трепет перед Эвитеррой. Ее слава расходилась рябью по озеру.

В остальном встреча прошла отвратительно. Рейсвальд гордился тем, что за первые годы правления мудрыми и тяжкими решениями смог наполнить казну, и даже издал приказ снизить налоги, дабы простым крестьянам легче дышалось. Каков смысл подобного распоряжения, если герцог Савьёль воспользовался поблажкой, чтобы положить разницу в свой карман, да еще и прибавил оброк сверху, оставив людей перебиваться холодной зимой как знают?

Эвитерре не с кем вести торговлю, потому что у местных отобрали все, имевшее мало-мальскую ценность. Крестьянам нечего предложить за тыквы и желтые початки курсмета, им бы самим прокормиться.

В замке баронет Верниест говорил о беженцах, стремящихся в замок ведьмы. Рейсвальд в простоте душевной решил, что речь идет в основном о подданных Сарнира, но теперь он видел, что в землях Савьёль творится неладное. В крови закипал гнев на отца невесты, скрывшего положение дел от глаз монарха, а ведь Рейсвальд расспрашивал о снижении налогов и получил ложные сведения об увеличении благосостояния крестьян.