Родила Милка Заградскому сына, знакомых на наречение созвала. Пригожий малыш вышел, крепкий, голосистый. Все нарадоваться не могли.
Зофья по обыкновению в тени пряталась, дожидалась конца торжества, ночи тёмной, чтобы ещё раз божьей милости попросить и прощения вымолить за мысли завистливые.
Осталась Зофья в храме одна и принялась зажигать свечи. Их держали в руках Крылатые посланники в голубых плащах — их тоже отец Зофьи в подарок вырезал. Лица светились добротой и одухотворением. Были они единственными её друзьями.
Выплакалась Зофья и побежала домой, чтобы родители не серчали, но что-то дёрнуло её в сторону. В темноте осинового круга голоса слышались. Звонко и мелодично шептала Милана, скрежетал ей в ответ некто в плаще недоброй беззвёздной ночи.
— Исполнил я твою волю, черноокая. Долг платежом красен.
Обнимал незнакомец её настырно, склонялся низко над шеей, шелестели юбки, белели стройные ножки.
— Дочку резчика забирай, сводную сестру мою! Никто о ней не всплакнёт, не вспомнят даже!
— Не нужна мне дочка резчика, нет в ней силы. Истлеет от одного прикосновения. Ты нужна, только ты!
Они целовались так жадно, что внутри всё горело, ноги к земле приросли, а голова не думала совсем. Лишь кровь стучала в висках.
— Неужели нет ничего на всём белом свете, что было бы дороже меня? — смеялась Милка жутко, как вороньё галдело над лесом.
— Отчего же? Есть! В этих лесах затерялась кровь Белого палача. Но нам в руки она не даётся — властвует над ней иной хозяин. Приведи ко мне Царя лесного, и не будешь больше должной.
— Но я видела, видела в дыму и зеркалах. Сестрица вам нужна, её кровь…
— Нет, не она, не она… — затерялись голоса в томных вздохах и шорохах.
Полегчало, и Зофья со всех ног домой понеслась. Не слышала ничего, не видела и знать не хотела! Не могло такое зло на порог чистого храма взойти. Да и сказать — некому. Не поверят ей, хотя сердце предчувствовало большую беду.
Бежать тогда надо было хоть куда, через заставу в суровую Кундию, где никто Зофью не знал. Выжить одной, быть сильной хотя бы раз… А не смогла!
Наутро её водой облили. Перед домом целая толпа собралась. Галдели:
— Ведьма! Ведьма! Гнать ведьму!
Выволок отец Зофью на улицу за косы и бросил в ноги толпе.
— Зачем душу демонам продала? Зачем тело нечистой страстью испортила? — закричал он страшно. — Что, шельма, думала, неумелость, немощь и лень колдовством исправить? Не потерплю такого позора! Вон пошла, не жить тебе среди людей!
Заплакала Зофья, заговорив впервые за долгое время:
— Не я, не я это, а Милка! Она…
— Да как смеешь ты? Будто не знаешь, что её дитя из-за твоего колдовства захворало?! Она всё утро в храме рыдала и в беспамятстве свалилась! — разозлился пуще прежнего отец и ударил её сапогом.
— Нет! Я перед Голубыми Капюшонами в храме подтвердить готова! Позовите их!
— Ага, чтобы они тут всё попали, как в Заречье было?! Пошла вон, злоба чёрная!
Горожане похватали палки и камни, погнали её к лесу.
— Убирайся! Откуда пришла, туда и убирайся — к своим, нечистым! — мчались они за Зофьей по главной дороге, гоня её вглубь, во мрак сплетённых кряжистых ветвей и густых крон, где чавкало прожорливое болото.
Босые ноги сбивались в кровь, рубаха цеплялась за ветки и кусты и рвалась на лоскутья. Только когда крики стихли, Зофья смогла перевести дух. Запутал её леший, заплутал окончательно и бесповоротно. Бродила она до темноты, искала еду или хотя бы ключевую воду, но ничегошеньки тут не было.
Только следили отовсюду злые глаза и ухали-выли потревоженные обитатели. С сумраком из взбитого облаком тумана вышла Зофья на край покрытого ряской болота. Чавк-бульк, и пахло зловонно, лягушки квакали противно.
Выскочил из коричневой жижи рой светляков, ярких, что глаза заслезились. Облепили они Зофью и хороводом закружились. Чудилось, что поют, и песней зовут куда-то:
— Иди-иди, Зофья, не было у тебя ни жениха, ни подружек, так женой Лесного царя стань!
Зофья замерла в изумлении, и шагу ступить не смея. Что за Лесной царь? Неужто и правда она ведьма? Тогда что же Милка?.. Будто совсем разум помутился.
Обозлились светляки и принялись жалить лицо, руки, плечи. Спасаясь от боли, Зофья прыгнула в болото, с кочки на кочку. Каким чудом в трясину не угодила? А вот и земля твёрдая! Погнали Зофью дальше светляки, как раньше горожане гнали.
Уже и рассвет занимался, раскрашивал алым заревом иголки елей. Расступились разлапистые, показалась поляна широкая. Ковром её устилала свежая зелень, цветы — ромашки, васильки, герань и душица. Рядом бузина цвела, над ним боярышник царственно возвышался.
Читать дальше