Со дня прибытия ко двору Лоухи Антеро с друзьями поселились в одном из дружинных домов Корппитунтури. Став гостями, они до приближения зимы были предоставлены сами себе и могли заниматься чем душе угодно. Уно по целым дням пропадал в кузнице, Антеро, Тойво и Кауко Ахтинен убивали время на охоте в окрестных лесах. Местные поглядывали на них с опаской – среди них быстро разошёлся слух, что нежданный гость эманты – могучий колдун из Карьялы, способный зачаровать любого. Дружелюбия у похъёлан не прибавилось, освоиться среди них гостям не удалось. Никогда прежде не встречался друзьям народ более мрачный и неприветливый, чем хозяева Сариолы. Им не переставал удивляться даже Уно, выросший среди молчаливых хяме. Разделяя с гостями стол и кров, похъёлане избегали разговоров с ними, хотя не отказывали в беседе друг другу. Приглядевшись внимательно и перебросившись с местными парой-тройкой слов, друзья поняли, что виной тому не боязнь, а заносчивость северян.
Похъёлане жили в основном охотой и рыбной ловлей, да еще собирали в тайге грибы и ягоды. Подобно другим племенам Суоми и Карьялы, они держали коров и коз, овец и свиней, были у них и низкорослые лохматые лошади. Кое-где на открытых местах вблизи селений попадались на глаза небольшие поля и огороды. Однако работали похъёлане неохотно, не отдавая мирному труду должного почета. На пашнях и пастбищах Сариолы чаще встречались невольники-инородцы, свободные же люди предпочитали всем прочим делам охоту и воинские упражнения. Дикость похъёлан была родной сестрой их воинственного и злобного нрава.
– Зверьё! – весь день Уно молчал и выглядел мрачнее обычного, как будто был нездоров. Только к вечеру он произнёс первое слово.
– Ты о ком? – участливо спросил Кауко.
За два месяца жизни среди похъёлан саво и хяме успели привязаться друг к другу. Лесовик перестал подтрунивать над кузнецом и теперь заботился о нем, словно о младшем брате: Уно нашёл себе занятие в местной кузнице и погрузился в работу так, будто хотел спрятаться в ней от всего окружающего. Он почти не ел, порой забывал умываться и, не возись с ним Ахтинен, ходил бы круглыми сутками перемазанный в саже. Хяме же, хоть и не переставал ворчать, сделался гораздо добрее к лесовику: старался помочь во всем, всячески зазывал с собой в кузницу – надеялся приобщить товарища к кузнечному делу. Впрочем, в этой дружбе не было ничего удивительного – они вдвоем оказались в похъёльском селении – месте, лихом не только для чужаков, но и для своих уроженцев…
– Дикое зверьё! – повторил Уно.
С утра он, как обычно, взялся за работу, тут-то и приключилась ссора между двумя подмастерьями местного кузнеца.
– Стали спорить, как клинки закалять лучше, – понемногу разговорился Уно. – Я бы рассудил их, тоже кое-что умею. А эти долго разговаривать не захотели. Я глазом моргнуть не успел, как они ухватили по мечу и во двор. И давай рубиться – только искры полетели.
– А что кузнец? – удивился Кауко.
– Что кузнец? Он судил поединок. И зарубил один другого, – потупившись, закончил Уно. – Соседа убил, товарища своего. Только что закусывали вместе. Снёс голову. Да спокойно так… Кликнули родню убитого да снова за работу принялись. А родные тело забрали, как будто всё само собой. Брат убитого назначил убийце поединок после похорон и тризны. Это не люди! – закончил свой рассказ хяме.
Каждый свободный мужчина в Похъёле имел вдоволь боевых доспехов и оружия, обращению с которым учился с самого детства. За оружие хватались по малейшему поводу – похъёлане не боялись смерти, а может быть, просто не ценили жизнь – ни свою, ни чужую. Их излюбленным занятием была война, богатство измерялось количеством награбленного добра, сила и мужество – числом убитых в бою противников. Тем и другим при случае хвастались до хрипоты, стараясь перещеголять соперника; и в войне, и в бахвальстве ею люди Сариолы могли бы потягаться с викингами. И набеги из Похъёлы подобно набегам викингов уже давно бы сделались бедствием для всех окрестных земель, будь похъёлане чуть многочисленнее, а их край – чуть богаче. Но скудость окраины мира не позволяла своим обитателям надолго сорваться с места, поэтому похъёлане не давали спуску только своим ближайшим соседям – лопарям, едва не круглый год нападая на их стойбища, отбирая оленьи стада и угоняя в рабство людей. Они также набрасывались на случайных чужеземцев, которые на своё несчастье попадали во владения Лоухи, а когда подобных встреч и набегов не бывало подолгу, принимались друг за друга. Род вставал на род, сосед не щадил соседа. Сильный грабил и убивал слабого, и только узы крови, издревле считавшиеся священными, удерживали людей от распрей внутри родов. Одному Хийси известно, к чему бы привела народ Сариолы такая жизнь, если бы закон, провозглашённый Лоухи, не запрещал продолжать кровную месть после гибели первого убийцы-зачинщика ссоры. Слово эманты для похъёлан было непререкаемо, а трепет перед ней граничил с ужасом.
Читать дальше