Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

Вот это было уже чересчур: из груди у Нитлота будто вышибли воздух. Он попятился.

— Не видишь беды?… Боюсь, я не… Мудрейшая, я не понимаю. Каждому из них хватило бы щелчка пальцев, чтобы в щепки разнести полмира, одного усилия воли…

— Но почему-то они не сделали этого, верно? — жрица приподняла тонкие брови. — Возможно, потому, что были умнее нас?… Ты боишься за беззеркальных, мастер Нитлот, я это вижу…

— Ерунда, я боюсь за всё живое, — резко возразил Нитлот. — Мы не имеем права оставаться в стороне…

— …ты боишься за беззеркальных, — невозмутимо продолжила Наилил. — И я понимаю тебя. Им и правда, скорее всего, не выжить в случае победы Хелт и тауриллиан. Такая лавина магии их сметёт. Быть рабами, мясом для войн и игрушками бессмертных — вот лучшее, на что они могут рассчитывать. Но это коснётся их одних, мастер Нитлот. Не нас и не тех магических созданий, что остались на западе, за океаном, вместе с тауриллиан. И даже не агхов, ибо их когда-то тоже породила магия, разве что особого рода.

Нитлот сделал ещё один шаг назад. Он не верил в то, что слышал, не хотел верить; но ровный, низкий голос обволакивал, проникал в мозг вместе с золотистым светом, хрупко трепещущим на зеркалах… Он смотрел в мудрые серые глаза — и кощунство слов терялось, казалось пустыми домыслами книжника и педанта. Ничего кощунственного нет во власти и чистой силе — так говорил этот взгляд, и невозможно было противоречить ему.

— Наилил, я…

— Тауриллиан — наши учителя, мастер Нитлот, — почти прошептала женщина, закрывшись тёмными волосами. — Наши утраченные боги. Он тоже знал это, — она благоговейно кивнула на Старшего. — Он говорил мне. Тебе, наверное, это кажется безумием, но я не вижу ничего преступного в том, что мастер Фаэнто установил с ними связь. Он просто решился на то, о чём многие только думали.

— И ты… вы… — Нитлот не знал, какие слова подобрать. Наилил дала понять, что у неё есть единомышленники; это угнетало, пожалуй, сильнее всего. — Вы готовы пожертвовать толпами беззеркальных? Просто отдать их в пищу своим… богам? В том числе и… — на языке у него вертелось имя Альена; потом Нитлот вспомнил, что ему как раз вряд ли что-то грозит, как открывшему разрыв. Тогда перед глазами встал Соуш — его круглая голова, огромные неуклюжие ступни, восторженное мычание при взгляде на кокетку Индрис… Нет, такие, как Соуш, не станут аргументом для Наилил. Для неё их просто не существует. — В том числе и наших учеников? Или их вы пощадите?

Наилил долго молчала; золотые всполохи магии плясали вокруг неё. Потом наклонилась и коснулась лба Старшего невесомым поцелуем; одна из веток едва его не царапнула.

— Это всё ради магии, мастер Нитлот. Ради той Силы, которой мы наполнены и которой служим. Не следует забывать о ней в угоду… личным привязанностям.

Личным привязанностям?…

Нитлот не ответил. Он понятия не имел, что ответить на это. Развернулся и двинулся к дверце.

— На имя Старшего сегодня утром пришло два послания, — воскликнула Наилил ему вдогонку. — Одно из Энтора, другое из Гха'а. Думаю, оба будут тебе интересны.

Нитлот остановился, стиснув зубы. И почему бы не сказать об этом сразу? О, женщины!..

Из Гха'а — должно быть, об Альене; страшно даже предполагать, что там. А из Энтора… Неужели король Абиальд всё-таки перешагнул через гордость, чтобы попросить их помощи?

— Спасибо, мудрейшая. Обязательно попрошу их у Мервита, — сухо пообещал он.

Тем же вечером Нитлот сидел в трапезной, вяло ковыряясь в своей тарелке. Сегодня дежурство по кухне выпало кому-то из старших учеников, довольно нерадивых, поэтому на ужин были лишь плохо проваренные бобы и хлеб с вареньем. Варенье, правда, оказалось вишнёвое (не так давно Нитлот с удивлением обнаружил, что оно ему нравится: раньше он вообще редко задумывался о еде), но и оно не скрашивало мрачного впечатления от бобов — и от того, что сообщил ему Мервит.

Мало кто ужинал так рано: в Долине многие предпочитали ночной образ жизни. Однако из-за холодов народу набралось достаточно, и большой зал с низким потолком наполняли приглушённые разговоры. За отдельным столом сидели зажатые младшие ученики — беззеркальные подростки не старше лет четырнадцати-пятнадцати. Сегодня они особенно притихли, как будто чувствовали, что грядёт ещё много дурных вестей. Время от времени кто-нибудь заходил с улицы и, стряхивая снег с балахона, с дрожью плёлся за своей порцией.

Зима пришла немилосердная; возможно, хоть это остановит альсунгцев. Хотя с какой стати, если льды для них — родная стихия…