Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

«МЫ НИКОМУ НЕ СЛУЖИМ! — в женственном голосе послышался гневный рык. — И НИКОГДА НЕ СЛУЖИЛИ. ЗАПОМНИ ЭТО, СМЕРТНЫЙ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ХОДИТЬ ПО НАШЕЙ ЗЕМЛЕ».

Значит, поддерживают, а не служат, — быстро исправился Альен. Драконица немного поразмыслила.

«НАВЕРНОЕ, ТАК МОЖНО СКАЗАТЬ. ИНОГДА МЫ ДЕЛИМСЯ С БЕССМЕРТНЫМИ СИЛОЙ — ИБО У НАС ЕЁ ВСЕГДА В ИЗБЫТКЕ, А ОНИ ЗАЧАХЛИ И ПОХОЖИ НА ТЕНИ САМИХ СЕБЯ… ИМ НУЖНА НАША СИЛА И ДЛЯ «МОСТА» ЗА МОРЕ, КОТОРЫЙ ОНИ ТАК РВУТСЯ ПОСТРОИТЬ, И ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ РАЗРУШИТЬ БАРЬЕР ПОРЯДКА. МЫ НЕ ПРОТИВ ЭТОГО И НЕ ЗА. НО НАМ ЖАЛЬ ИХ. ОНИ ЗАСЛУЖИВАЮТ СНИСХОЖДЕНИЯ».

Жаль, снисхождения?… Мстительная радость заклокотала в Альене; он едва удержался от того, чтобы обернуться и злорадно посмотреть на Сен-Ти-Йи.

Ты проводишь к Эанвалле меня и моего друга, о Андаивиль? Мне нужно взглянуть на врата в Хаос. Нужно к Золотому Храму.

Драконица вновь ответила не сразу, а потом забавно фыркнула. Альен ощущал, что она колеблется.

«ПРОВОЖУ, ТОЛЬКО ЕСЛИ ТЫ НЕ ПОВРЕДИШЬ МОЮ КЛАДКУ. СКОРЛУПА, ПОД КОТОРОЙ ЗРЕЮТ НАШИ ДЕТИ, ИСПОКОН ВЕКОВ ХРАНИТСЯ У ЭАНВАЛЛЕ, СОГРЕВАЯСЬ В ЕГО ЛУЧАХ… — Андаивиль ещё немного помолчала, склонив набок змеиную голову; она как будто… обнюхивала его? — Альен не знал, как ещё назвать это странное чувство. Ривэн всё ещё трясся, но уже не так истово, и наконец-то сумел от него отлепиться. — ДА, ИМЕННО ТЕБЯ Я ДАВНО ЖДАЛА… У ТЕБЯ НЕОБЫЧНЫЙ ЗАПАХ. ТЫ КАК ЗАПАДНЫЙ ВЕТЕР, СПОСОБНЫЙ НА ВЕЛИКОЕ ДОБРО ИЛИ ВЕЛИКИЕ РАЗРУШЕНИЯ. ТЫ КАК МОРЕ, ЧТО ТОНЕТ САМО В СЕБЕ. КАК ТВОЁ ИМЯ, СМЕРТНЫЙ?»

Даже неожиданно, что она не знает заранее — как, похоже, все тауриллиан…

— Альен Тоури, — сказал он вслух. — Альен Тоури из Обетованного.

«ВСЕ МЫ — ИЗ ОБЕТОВАННОГО, АЛЬЕН ТОУРИ. ЭТО НЕ ТОЛЬКО ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ, ЭТО ВЕСЬ НАШ МИР. ТЫ САМ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, В КАКОМ МЕСТЕ ЖИВЁШЬ… ТЫ ТОНЕШЬ В СЕБЕ, А В ДУШЕ У ТЕБЯ ТЬМА И ОГОНЬ, ВОПРЕКИ МОРОЗНОМУ ИМЕНИ. ТЬМА И ОГОНЬ ОТКРЫЛИ В ЭАНВАЛЛЕ ВРАТА, ВЕДУЩИЕ В ХАОС. ТЫ СОТВОРИЛ СТРАШНОЕ ЧУДО».

Драконье дыхание опалило Альену щёки. Андаивиль подлетела теперь вплотную, и казалось, что мрамор портика накалился изнутри. Боковое зрение Альена озарило светом; он догадался, что это Поэт подошёл ближе. Так он улетит вместе с ними?…

Я не тону в себе, — неохотно возразил он. — Наоборот, я слишком хорошо себя знаю.

«НЕ ЗНАЕШЬ. НИКТО ИЗ СМЕРТНЫХ СЕБЯ НЕ ЗНАЕТ — В ЭТОМ ВАША БЕДА… Я ЧУЮ В ТЕБЕ БОЛЬШУЮ ЛЮБОВЬ, АЛЬЕН ТОУРИ, И БОЛЬШОЕ ГОРЕ. РАЗВЕ НЕ ОНИ ПРИВЕЛИ ТЕБЯ СЮДА?»

Альен расслышал в драконьем беззвучном рыке что-то вроде сострадания — словно незнакомая женщина протянула ему руку подруги. Это мало отличалось от сочувственного всезнания Поэта, но почему-то совсем не злило.

Он не стал отвечать.

Могу я сесть к тебе на спину, о Андаивиль? Ты не будешь против?

«НЕ БУДУ, — драконица грациозно изогнула шею, готовясь повернуться в полёте; волна света скользнула по мелким багровым чешуйкам у неё на спине. — МОЖЕТЕ СЕСТЬ ХОТЬ ВСЕ ВЧЕТВЕРОМ — В ВАС НЕ ТАК МНОГО ВЕСА… ЕСЛИ НЕ СЧИТАТЬ РЕЗНЫХ КАМНЕЙ В МЕШКЕ ВОТ ЭТОГО МАЛЬЧИКА».

Дана привела Тааль к большому замшелому камню в глубине чащи. В камне на вид не было ничего странного — разве что сам по себе он странно смотрелся среди деревьев, на подстилке из мха. Полустёртая резьба покрывала валун — звери и птицы, сцены охоты; Тааль решила, что это работа самих боуги, кентавров или древних бескрылых, что теперь за морем: слишком грубо для тауриллиан.

Впрочем, Тааль так устала и одновременно была так взолнована, что ей было не очень интересно, кто и зачем оставил тут эту резьбу. Отец бы не одобрил подобного равнодушия; но ему и не доводилось попасть в такой безумный шквальный ветер, в сердце которого теперь оказалась Тааль.

И остаться без крыльев тоже не доводилось.

Ночь была на исходе, и по лесу уже растекался блёклый предвосходный свет. Тааль заметила, что по земле стелется лёгкий ковёр тумана: ступая, она теряла из виду собственные ступни. Какой-то ночной зверёк, сверкнув глазами, юркнул в заросли в стороне от протоптанной боуги тропы; Тааль резко выдохнула от неожиданности.

— Не бойся, Тааль-Шийи, — не оборачиваясь, сказала Дана; она уже присела на корточки возле камня и ощупывала его, будто что-то искала. Клочья тумана облепили её сапожки и мужские штаны; крошечные пальцы чутко бродили по рисункам. — Здесь нас никто не услышит. Я специально увела тебя обходным путём, чтобы на нашей поляне не возникло лишних вопросов… Хотя там и теперь, наверное, никого уже нет, — она вздохнула. — Мы давно не те, что прежде, и на пляски до рассвета даже Большого Ли не хватает. Думаю, храпит уже, как медведь в спячке… О, вот и оно.