Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

Пару часов назад с поля боя прибежали выжившие — меньше двух дюжин. Альсунгец ни на миг не поверил в то, что это все выжившие: быть такого просто не может, боги не допустили бы подобного… Даже несмотря на то, что предатель (этот хитрый хрыч — старик Дорвиг) так и не вышел на объединение с ними, а дорелийцев было гораздо меньше.

Никто из возвратившихся в лагерь не был другом часового; никого из его бывшего десятка среди них тоже не оказалось. Двое вообще были ти'аргцами — рыцарями, оставшимися без коней; они заикались, да и северян язык плохо слушался. Все они были изранены, кое-кого не отпускала дрожь. Ясно, что битва проиграна, а Энтор не взят — но расспрашивать о подробностях слишком страшно. Разве что злым духом ведомо, что могли сотворить дорелийцы, особенно — с помощью чернокнижников в балахонах, проклятых Отражений…

Часовой ждал рассвета и беззвучно молился безымянному богу войны. До рассвета он обязан охранять Двуру Двур, а дальше — исполнять её приказания.

Часовой, однако, не знал и о том, что его королева была бессильна. Не знал, что удача покинула её вместе с подмогой в чародействе, добытой от бессмертных полубогов из-за моря. Не знал, что верного Ао, оживлённого некромантией оборотня-посредника, при ней больше нет. Не знал, что агхи — вынужденные союзники, бородатые дети гор — поднялись против неё.

Не знал, что, атаковав Энтор, Белая Королева бросила вызов силам, существование и могущество которых не приняла в расчёт. Силам, которые издавна оберегали Обетованное от засилья Хаоса…

Ничего этого часовой не знал. Не узнал он и о том, чей юркий кинжал сначала впился ему в бок, под рёбра, вонзившись между кольцами кольчуги, а потом вспышкой горячей боли прошёлся по горлу.

Он увидел лишь красивое лицо с точёными, почти женственными чертами, и прищуренные тёмные глаза.

— Спи спокойно, друг мой, — склонившись над ним, прошептал незнакомец — по-альсунгски, но с южным акцентом. Его голос был прекрасен, он переливался и журчал, как линии созвездий в небе, как эта гибельная весенняя ночь. — Пусть твои боги хранят тебя.

— Где ты? — прохрипел старик из темноты за плечом убийцы. — Ты отошёл?

Линтьель вздохнул и убрал руку из-под спины альсунгца, давая телу упасть без лишнего шума. Воин был совсем молод; даже меч достать не успел. Немного жаль.

— Я здесь, — шепнул он в ответ. — Идите на мой голос.

Отряхнув кровь с кинжала, он вытер лезвие лоскутком тёмной ткани. После каждого дела Линтьель сжигал такой лоскуток.

Ступая косолапо и неуверенно, по-медвежьи подминая вереск и травы, из мрака выбрался старый Дорвиг. Его глаза без толку таращились в пустоту, длинная борода и усы дрожали от недовольного бормотания.

— У нас был договор, южанин. Ты обещал проводить меня, а только что отскочил неведомо куда, без единого слова… Откуда мне знать, что ты меня не подставишь? Где мы сейчас?

За спиной Дорвиг нёс ножны с двуручным мечом. Линтьель полагал, что это очень неразумно (заметно и в темноте; к тому же такая тяжесть сильно замедляет движение) — но споры со стариком ни к чему не привели, и в конце концов он решил не тратить на них время. «Это должен быть Фортугаст, — твердил Дорвиг, будто упрямый седой ворон. — Меч короля Хордаго. Так будет справедливо».

Услышав от него словечко справедливо, Линтьель чуть не расхохотался в ответ… Альсунгский воин, который всю жизнь резал, грабил и угонял в рабство почти во всех королевствах Обетованного — он рассуждает о справедливости? Он рассуждает о справедливости, хотя прожил уже столько лет и должен был (хотя бы в теории) набраться ума, осознав наконец, что все красивые слова — это именно слова, и не более?…

Непонятно.

Справедливость уместна лишь в песнях — в их красивой лжи люди прячутся от своих страхов. Прячутся от того, что на самом деле управляет миром. Линтьель уже в детстве знал, что управляют им всего-навсего четыре силы: похоть, золото, магия и смерть.

Он приобщился к каждой из них, но совершил ошибку. Он сделал ставку на магию, когда поддержал Хелт, когда поверил в россказни о бессмертных из-за моря… Ведь если бессмертные неизбежно вернутся, если возродят свою власть над Обетованным, выгоднее будет стать им другом и помощником, а не врагом. Выгоднее и безопаснее.

Линтьелю казалось, что он рассчитал всё — и никогда ещё он так не оступался, никогда себя так не корил. Как последний глупец, он доверился королеве Альсунга и своим учителям, магам-убийцам из Дома Агерлан… Доверился, позабыв, что доверять в Обетованном можно только себе.