Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

И, наверное, не зря.

Выходит, нити всего этого тоже вплетаются в великое прошлое тауриллиан. Стоять рядом с этой маленькой женщиной в красном — не менее рискованно, чем разгуливать над жерлом вулкана; одно её прикосновение лишит его воли, исказит разум похотью. Поэт знал, кого позвать в Храм.

— Волшебник с востока избегает женщин? — разочарованно протянула Тиль. Её зрачки враждебно сузились. — Ни за что не подумала бы так, увидев тебя.

Альен натянуто рассмеялся.

— Мне принять это за новый комплимент, о бессмертная?…

— Он слишком скромен, моя дорогая, — вмешался Поэт. — Не обижайся на Повелителя. Он — смертный, несмотря на своё могущество. Смертные тянутся к теплу, твоя же красота обжигает, подобно пламени, зато не способна согреть…

— Вот именно, — подтвердил Альен, не в первый раз поблагодарив про себя Поэта. Этот бессмертный, кажется, настроен к нему лучше других; что ж… Дар каждого из тауриллиан неповторим — ещё ярче, чем у смертных магов; так что это весьма логично. — Мы с другом (кстати, его имя Ривэн) исключительно скромны. А у Ривэна к тому же есть возлюбленная… Есть возлюбленная, — с нажимом повторил он, игнорируя возмущённое мычание Ривэна. — Леди Синна эи Заэру из королевства Дорелия. Он хранит ей верность.

— Понятно… — сказала Тиль Миранна Хаанаэль; из изгиба её неествественно красных губ теперь сочилась язвительность. — Как же счастлива будет та, кто займёт это место в твоём сердце, Повелитель Хаоса… И как же несчастна.

Проклятые забавы тауриллиан… Альен вздохнул. И почему с ним уже вторые сутки обсуждают его «сердце» (во имя Хаоса — мерзейшее слово в этом значении; он всегда не выносил слащавость) вместо его магии и разрыва?… Даже более подробный рассказ об Узах Альвеох был бы сейчас более уместен, честное слово.

Вспышка раздражения на Тиль почему-то переросла в злость. Ему ярко представилось, как сотворённая заклятием сверкающая удавка сомкнётся на белом горле, как надменная тауриллиан будет молить о пощаде, а не лезть в то, что её не касается… Тот же соблазн, хоть и в меньшей степени, возникал применительно к Поэту. Может, и глупо — но здесь, в паре сотен шагов от разрыва, он ведь наверняка сильнее, чем они…

— Наверняка, но мои зубы будут на твоём горле раньше, волшебник.

Альен медленно развернулся. На этот раз он не расслышал ни шагов, ни дыхания за своей спиной — вот это, действительно, высочайшая магия…

И ещё новый некто беспрепятственно проник в его мысли. Не просто легко (как поступают — увы — все тауриллиан), а так, что он попросту ничего не заметил… Ривэн вжался в золотую стену и жалобно заскулил. Зеркало Альена захрустело от невидимых трещин.

За ним стоял, неслышно дыша, огромный — в рост человека — белый волк. На вытянутой морде волка чернели умные глаза; шерсть на холке встопорщилась, мышцы когтистых лап пружинисто напряглись. Судя по всему, зверь поднялся по лестнице с хрустальными ступенями, которые сочились самым настоящим вином — Альен ещё вчера приметил её, и именно она была за ближайшим поворотом.

— В Золотом Храме нужно избавляться от жестоких мыслей, — волк почти не разжимал челюстей, но слова были более чем отчётливы. Он говорил, в отличие от других тауриллиан, на чистом ти'аргском — возможно, чтобы угроза дошла и до Ривэна. — Не взращивай их в себе, волшебник, не то наживёшь беду.

— О боги… — прошептал Ривэн; колени дорелийца мелко тряслись, и он бы упал, если бы Поэт не подхватил его под локоть. — Альен…

Не удержавшись, Альен недовольно сморщился. И где Ривэна научили так выразительно бояться на потеху окружающим?…

— Я учту, — пообещал он, твёрдо глядя волку в глаза. — Приношу свои извинения, о бессмертный.

— Извинения приняты, — сказал волк. Он расслабился и сел, гибко согнув задние лапы, а затем обернул их хвостом. — Я тоже прибыл, чтобы познакомиться с Повелителем Хаоса. Мы все долго ждали тебя… Неизмеримо долго.

— Только зря ты приходишь так неожиданно, Цидиус, — Поэт пожурил его, но с нотками уважения. Одна из его бабочек села волку на нос; тот с досадой фыркнул. — Можно и напугать наших гостей… Цидиус — знаток древней истории, превосходный боец и мастер Дара. И, тем не менее, почему-то предпочитает нашему обществу этот облик и общение с Двуликими-оборотнями.

— А ещё он мой кровный, — без выражения произнесла Тиль; совершенно такую же отрешённость Альен часто видел на лице Сен-Ти-Йи. — Здравствуй, Цидиус. Не ожидала увидеть тебя здесь.