Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Он разжал руку, и Уна увидела мягкие, округлые очертания совы: голову с широко расставленными глазами-монетами, мелкий и точный узор перьев, когти, крючковатый клюв. Сова была вырезана правдоподобно (более чем — казалось, что кусочек камня сейчас заухает и полетит выносить приговоры преступницам-мышам), но с такой любовью к каждой мелочи, что выглядела милым, почти беззащитным существом. Никакого зловещего ореола из поверий и легенд, никакой ночной потусторонности.

Это заставляло улыбаться. И Уна улыбнулась — почти против воли, со щеками, ещё стянутыми от непросохших слёз.

— Чудная сова. Думаю, зоолог из Академии не воплотил бы сходство лучше.

— Зоолог? — улыбка лорда Альена была грустной. Золотые лучи касались складок его рубашки и, робея, пропадали в её черноте. — Бадвагур не был педантичным. И сходство, пожалуй, воспринимал как нечто… условное. Но я ни до, ни после него не видел, чтобы кто-то так же работал с камнем, или кистью, или словами. К тому же оставаясь таким благоразумным, таким… до невероятности правильным.

— Тогда правда немного странно, что вы подружились, — осторожно сказала Уна, любуясь совой. — Но… Думаю, хорошо. Почему именно эта статуэтка и именно сейчас?

Ты ведь ничего не делаешь просто так. Никто из них не произнёс это вслух — но всё было сказано и понято.

— Потому что она твоя, — фигурка — прохладная, хоть и чуть потеплевшая от его прикосновения — легла ей в руку. Твёрдые, приятно-симметричные перья на спинке совы наощупь напоминали чешую Инея. — Подарок. На ней особые чары, моё недавнее изобретение. Хочу, чтобы ты знала, Уна: я ухожу, но не бросаю тебя и не исчезаю из твоей жизни. Если когда-нибудь тебе понадобится помощь, защита или совет — просто поднеси статуэтку к губам и шёпотом позови меня по имени. Я услышу и отзовусь. И, конечно, не только тебе, — добавил он, заглядывая в сторону — в начало осиновой аллеи, в её жаркую, трепетную полутень. — Если что-то будет угрожать Алисии, или её детям, или… Твоей матери. Разумеется. Просто позови по имени.

— Обязательно по имени? А если я позову «отец»?

Она сжалась от собственной дерзости, стискивая сову во влажной от пота руке; клюв и изгиб каменной грудки больно впивались в ладонь. Лорд Альен в насмешливо-оценивающей задумчивости потёр подбородок.

— Полагаю, и это должно сработать.

— А если, — голос сорвался на хрип, — учитель?

Улыбка растаяла. В сини глаз затемнела знакомая строгость.

— Это налагает большие… обязательства. И я не уверен, что они принадлежат мне.

— Конечно, тебе. Больше некому.

Он помолчал.

— Спасибо.

Коршуны кричали, словно соревнуясь — кто закричит болезненней и протяжней, кто вернее разрушит жаркую ленивую тишину. Кухарка с корзиной скрылась, когда дорога нырнула в перелесок; Савия, отчищавшая пряжки на туфлях леди Моры, сонно зевнула; маленький сын псаря тщетно пытался научить пухлого рыжего щенка по команде приносить набитый песком мячик; жук с переливчатой зелёной спинкой вылез из какой-то щели в прохладе винного погреба и — замер в недоумении; кузнечики безудержно пели в траве и пушистой ковыли под осинами; и надо всем этим в мрачных раздумьях высились башни Кинбралана. Замок жил своей потаённой жизнью, и в его глубине невидимое сердце гнало по жилам что-то — не то кровь, не то чернила, не то каменную пыль.

— Я уйду завтра, Уна.

Ещё раз заглянуть в глаза, ещё раз коснуться, ещё — и всегда будут мало. Она уже знала, что все дороги мира приведут её сюда, на этот балкон. Сколько бы слов ни очернило в ночи бумагу, сколько бы клятв ни было дано и нарушено, сколько бы терновых шипов ни вонзилось в сердце, делая его сильнее и безжалостнее, впереди — полёт и вечное возвращение к тому, кто её породил. Впереди страшная, оглушительная свобода.

И история, которой нельзя закончиться.

— Учитель, я буду ждать.

Шун-Ди поставил точку и подул на свиток, чтобы чернила быстрее высохли. От усталости болели глаза и ныли кончики пальцев. Переводов сегодня было особенно много: два длинных торговых договора к вечеру дополнились частным письмом (Эниш-Эйх, который продавал оружие наёмникам из Кезорре и завёл там много знакомств, с недавних пор стал у Шун-Ди постоянным заказчиком). Всё удалось закончить в срок, но, кажется, он переоценил свои силы.

Однако и этот тяжёлый день подходит к концу. Такова участь всех тяжёлых дней — слава Прародителю.