Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Отец лежал, как всегда, под толстым меховым одеялом. Именно он прочитал мне письмо старого Каннерти — с остановками, выразительно и серьёзно; у мамы бы не получилось так же. Он похудел ещё сильнее за последние дни. На макушке у него — заметная плешь. Он улыбался, но как-то грустно (или, может быть, мне так показалось)… На столике у кровати стояло блюдо — надкушенный ломоть хлеба с сыром и бокал вина. Значит, он действительно не может много есть, мама не преувеличивала… Отец сложил руки поверх одеяла, и меня поразило, как кожа на них обтянула каждую косточку — плёнкой, точно на лапках у птенцов, которых таскает на кухню Мирми. Которых она душит.

То ли от его рук, то ли от духоты в покоях у меня закружилась голова. Я села и спросила: когда?

Я обращалась к отцу, но ответила мама. Она сидела в кресле у окна — красивая, в тёмно-красном бархатном платье. Сегодня она впервые сняла траур по дедушке.

«Торопиться некуда, Уна. Мы съездим к Каннерти в гости, ты познакомишься с Риартом. Думаю, вы подружитесь. Нет — я уверена, что подружитесь. Общение с юным лордом, безусловно, полезнее для тебя, чем с твоим поварёнком… Само обручение можно провести когда угодно, хоть в следующем году. Тебе уже исполнится пятнадцать. А брак… Что ж, в семнадцать ты станешь совершеннолетней, и…»

«Это довольно рано, Мора, — сказал отец. Он свернул письмо, и я увидела, что руки у него дрожат. — Очень рано. Я не думаю, что Уна будет готова».

«Война с Дорелией продолжается, Дарет, — прохладно сказала мама, не глядя на него. Ничего особенного не было в её тоне, но я ощутила напряжение в воздухе — будто перед грозой… До меня вдруг дошло, что я очень давно не видела их беседующими — хоть о чём-нибудь, кроме хозяйственных мелочей и погоды. Насколько всё разладилось между ними; и какая доля скрыта от меня? — Мы не сможем обеспечить Уне полную безопасность, если она останется в Кинбралане. К тому же, если боги будут милостивы, Горо всё-таки женится. Тогда замок и земли достанутся его детям… У Уны должен появиться собственный дом».

«У неё есть дом. И всегда будет, пока я жив… — отец закашлялся; мама встала и подала ему бокал. Половину он расплескал себе на рубашку. Поморщился от досады. — Ей хорошо здесь. Правда, Уна? Кинбралан — немного мрачное место для девочки, но…»

«Немного?» — переспросила мама. Я удивилась: никогда не слышала от неё такого едкого тона.

«Да, немного, — тихо, но твёрдо сказал отец. Он постоянно смотрел на маму — а она постоянно отводила глаза. Мне это не нравилось. — Уна выросла в Кинбралане и была здесь счастлива. Я считаю, что со свадьбой ей незачем спешить. Это успеется. А что до дорелийцев — мы живём не вплотную к границе, чтобы их опасаться…»

«А я считаю иначе. Я её мать».

«Напомнить, кто я, Мора?… Не спорю, я принимал мало участия в её воспитании, — лицо отца исказилось от горечи, когда он взглянул на свои ноги. Мне захотелось обнять его — или сбежать без оглядки… Чтобы не видеть странное выражение мамы. Это была (боюсь писать) брезгливость?… — Мало — по понятным причинам. Но я волнуюсь о будущем Уны не меньше, чем ты. Как отец и один из владетелей Кинбралана, я даю согласие на этот брак. Однако — лишь после совершеннолетия Уны и после того дня, когда она сама сочтёт нужным».

«О боги, Дарет…» — мама явно хотела сказать, что-то ещё, но вздохнула и замолчала. Я попросила позволения уйти, и вот теперь сижу на полу, записывая всё это.

На полу — потому что на столе нет места из-за книг. А библиотеку мама заперла на ночь.

Я обдумаю всё это позже — Риарта Каннерти, и обручение, и маму с отцом. Обязательно обдумаю.

От меня, собственно говоря, не требовалось соглашаться… Не знаю, имею ли я право обижаться на них. Я ничего не знаю.

Рука уже ноет. Вкратце напишу о другом. Наконец-то очередь дошла до чердака-голубятни… Трудно поверить, но даже об этом писать приятнее, чем о предстоящей поездке в Каннеран.

Итак, вчера на чердаке я дочитывала «О причинах и следствиях» философа Лорцо Гуэррского. Труд нудный и древний: с кезоррианского его перевели четыреста лет назад. Профессор Белми изучал по нему философию (и это заметно…); он задал мне прочитать книгу полностью, поразмыслив об основных положениях. По-моему — только ради того, чтобы я не сидела без дела; но это неважно… Так вот, в библиотеке убиралась служанка, поэтому я отправилась на свой чердак. Там всегда безлюдно.

Я устроилась на краешке одной из тех странных дыр в полу, положила книгу на колени… И тогда вернулась головная боль — вместе с покалыванием в кончиках пальцев. Ещё какое-то время я пыталась читать, но потом буквы стали расплываться перед глазами. Я уронила Лорцо Гуэррского (к сожалению, прямо на пятнышко птичьего помёта) и увидела…