Яцек Пекара - Прикосновение зла

– Спасибо, господин Пляйс, что поделились со мной трагическими воспоминаниями. Знайте, что я горюю вместе с вами над вашей судьбой и судьбой вашей жены.

– Я виновен, да? – Он поднял на меня полные слёз глаза.

– Это мне и нужно выяснить, – ответил я. – Скажите ещё, будьте добры, эти приступы удушья, которые вас мучают, усилились или, скорее, ослабли после этих ужасных событий?

– А вы знаете, действительно ослабли, – признал он с удивлением, словно только сейчас осознавая этот факт. – Очевидно, Бог хочет, чтобы я стоял на эшафоте полным сил, и чтобы я, не ослабленный болезнью, пережил каждый миг мучений, которые уготовит мне палач.

– Возможно, вы и правы, – сказал я. – Я вас ещё навещу, – добавил я и застучал в дверь, чтобы милиционеры выпустили меня наружу.

Мой хозяин, Эрик Грюнн, был объёмистым мужчиной в годах, с тронутыми сединой висками и неоднократно сломанным носом, который занимал без малого половину его широкого лица.

– Гость в дом – Бог в дом, – сказал он, увидев меня на пороге. – Заходите, господин, вашу комнату я уже приказал проветрить и прибрать.

– Меня зовут Мордимер Маддердин, я инквизитор, – сказал я, хотя, его, безусловно, уже успели проинформировать, кто я и как меня зовут. – Как вы знаете, я прибыл сюда, чтобы расследовать злосчастные события, жертвой которых была госпожа Пляйс. Надеюсь, что быстро покончу с делами и не буду долго вам мешаешь.

Из соседней комнаты вышел светловолосый мальчик, максимум трёх лет от роду, если мне не изменила способность оценивать возраст. Он прижался к ноге отца, и из этого безопасного укрытия с любопытством посмотрел на меня.

– Мой первенец, Михалек, – сказал Грюнн с гордостью в голосе и положил руку на плечо ребёнка.

У него были тяжёлые, рабочие руки, но я заметил, что этот жест был более чем нежным, как будто мужчина боялся, что плечи сына сделаны из хрусталя и могут треснуть от прикосновения его пальцев.

– Поздоровайся с господином инквизитором, сынок, – приказал он ласковым тоном.

– Доб-рый ве-чер, – отозвался карапуз и тут же скрылся за ногой отца.

– Добрый вечер, молодой господин, – сказал я с улыбкой. – Ты хорошо умеешь прятаться.

Грюнн дал знак служанке, чтобы она забрала ребёнка, и пригласил меня подняться по лестнице.

– Ваша комната на верхнем этаже, – объявил он. – Никто вам там не будет мешать.

– Покорнейше вас благодарю.

Я ещё заметил через дверь, что из рук служанки ребёнка забрала молодая женщина, настолько молодая, что её можно было принять за дочь Грюнна. У неё было светлое лицо, тщательно подстриженные золотые волосы и платье, в котором не постыдилась бы показаться богатая дворянка. Её окружал сладкий, нежный аромат духов, напоминающий лесные ландыши, озарённые лучами солнца. По-видимому, дела красильщика шли в Виттлихе довольно неплохо, раз уж Грюнн был в состоянии потакать прихотям молодой жены. Впрочем, как я смог понять, когда меня пригласили на ужин, этот дом был действительно богат. В застеклённом комоде пылилась украшенная серебряная посуда, стены обиты яркими гобеленами, а мебель, тяжёлая и резная, сделана из кедра, который, в конце концов, не относился к самым дешёвым видам древесины. В доме помогали две служанки, и я слышал доносящийся издали голос кухарки. Что ж, как видно, я неплохо устроился, и мог лишь питать надежду, что гостеприимство моих хозяев равно их богатству. Молодая, богато одетая женщина оказалась, как я и ожидал, не дочерью, а женой мастера-красильщика. Её звали Элиза.

– Страшная трагедия, – вздохнул я, когда мы уже закончили молитву перед едой. – Подобное происшествие должно было встряхнуть жителей тихого городка. Многие из вас говорит о ней, правда?

Элиза хотела что-то ответить, но муж её опередил.

– Мы живём спокойно, и другим в окна не заглядываем, – сказал он, твёрдо проговаривая слова. – Это дело Пляйса, Господа Бога и суда, а не наше.

– Но вы хорошо знали Эсмеральду, не так ли? – Обратился я к хозяйке дома. – Конечно, захаживали к ней?

Я не слишком рисковал, потому что, во-первых, дом Грюнна от особняка, принадлежащего Пляйсу, отделяли всего две улицы, а во-вторых, если Эсмеральда Пляйс так любила детей, то она, конечно, не отказала себе в удовольствии пригласить в гости весёлого мальчика и его мать.

На этот раз Грюнн промолчал, позволяя жене ответить.

– Это была добрая женщина, – ответила Элиза. – Бедная, как и все, кому судьба не позволила познать счастья материнства, но добрая.