Денис Чекалов - Дарующая жизнь

Ожидание неприятностей действует на людей много сильнее, чем сами неприятности.

– Что же, – произнес я, и мой холодный взгляд провел по стенам особняка.

Так осматривает помещение оценщик, присланный реквизировать имущество за долги.

– Неплохой у вас домик, – произнес я. – Когда то был.

Я с размаха шлепнул Франсуаз по ягодице, затем моя рука скользнула ниже и сомкнулась на ее промежности. Девушка вскрикнула, причем непритворно.

Я проделал это, глядя даже не на нее, но на Гамбелу; так человек закуривает сигару, не прерывая разговор с собеседником.

Нандо поднял на меня глаза, и это было его ошибкой. Теперь он не мог найти повода, чтобы их отвести. Если бы у меня еще оставалась то, что называют совестью – или, по крайней мере, когда-то было, – то я бы пожалел этого беднягу.

Я приветливо улыбнулся, но мои глаза оставались такими же ледяными. Это очень приятное чувство, когда собеседник должен что-то тебе сказать, но не знает, что. И это пугает его еще больше.

Гамбела виновато хихикнул.

– Может, выпьем? – предложил он.

Он смутился еще больше, испугавшись собственной фамильярности.

– Вы проделали такой путь.

– Ладно, киска.

Я вновь хлопнул Франсуаз по ягодице.

– Тебе стоит ополоснуть рот, после тех ругательств, что я от тебя слышал.

Гамбела поспешил вверх по лестнице столь угодливо, словно собирался, по крайней мере, продать мне этот дом.

– Это обязательно? – в дикой ярости прошептала Франсуаз.

– Что? – спросил я.

– То, как ты себя ведешь.

– Нет, – честно признался я. – Но как весело.

Лестница оказалась скрипучей – ее давно не ремонтировали. Нандо Гамбела наверняка не знал, что лестницы в таких старинных домах, как этот, требуют специальной заботы, иначе на них недолго сломать себе шею.

Не удивлюсь, если именно этого он мне и желал.

Возникал вопрос, что я стану предпринимать, если в верхнем холле окажется большая компания. Но мне не пришлось ничего придумывать в связи с этим. Широкая комната оказалась пуста, если можно назвать пустым помещение, обставленное безвкусной мебелью и до краев залитое оглушительной музыкой.

Я не стал даже задумываться над тем, для чего служило это помещение десяткам поколений принцев Карпашских. Такие мысли слишком расстроили бы меня. Поэтому я ограничился тем, что сел на одну из разбросанных по диванам подушек и налил себе в стакан чего-то прозрачного из высокой бутылки.

Не имело большого значения, что это – я все равно не собирался пить.

Нандо Гамбела встал около меня, полусогнувшись с угодливой улыбкой. Он очень надеялся, что мне у него не понравится.

Я бросил взгляд на огромную стереосистему, в которой смог бы поместиться, пожалуй, целый воющий гиппопотам. И шуму от него было бы гораздо меньше.

– Киска, – коротко приказал я.

Франсуаз выхватила из ножен меч и одним, полным ярости, ударом разрубила на две части музыкальную установку. Нандо Гамбела хотел было выкрикнуть что-то, неосознанно, разумеется – разум подсказал бы ему смириться и заткнуть рот.

Демонесса взглянула на хозяина особняка с мрачным удовлетворением, и тот не стал развивать тему.

– Ну вот ведь стерва, – констатировал я, небрежно взмахивая рукой в сторону Франсуаз. – Я ведь просил только выключить.

Гамбела угодливо хихикнул.

Теперь следовало найти что-то, во что играют.

– Мило у вас здесь, – я взглянул на то, что плескалось в моем бокале. – Чертовски устал скакать по лесу. Хочется посидеть и расслабиться.

Не знаю, что думал обо мне хозяин особняка, но после этих слов он наверняка стал думать гораздо хуже.

Я заметил колоду игральных карт, под грудой кассет с записью музыки. Я предпочел бы пятигранные карты кентавров, но и эта простая ромбовой формы колода полугоблинов тоже неплохо годилась.

– Вы приятный человек, Гамбела, – я встал и хлопнул хозяина особняка по плечу, проходя мимо.

Бедняга наверняка дал себе зарок больше никогда не быть приятным.

– Любите покер? – спросил я, лениво перетасовывая колоду.

– Нет, – поспешно ответил он.

– Я научу, – заверил я.

Широкоплечего слуги не было в комнате, и это было как нельзя кстати. Мне не пришлось просить Франсуаз вырубать его, под тем или иным предлогом.

Я вернулся к подушкам и, придвинув подходящих размеров столик, скинул с него журналы и пустые бутылки.

– А она, – с некоторым опасением спросил Гамбела. – Она будет играть?

Его миндалевидные глаза скосились на Франсуаз. Девушка стояла, сложив руки на груди, с таким видом, словно раздумывала – а что еще разрубить на части.