– Ага! – закричал я, и бедняга грум едва не упал навзничь, подмяв под собой мальчика-конюха.
Я подбежал к Франсуаз и заглянул ей в глаза, поднимая вверх указательный палец.
– Ага! – повторил я.
Я обернулся к груму, и тот едва не добавил к куче конских лепешек, собранных в помятое ведро, одну свою.
– Где? – спросил я.
Он указал рукой; говорить он уже явно не мог.
Я ринулся в обход замка, не замечая никого на своем пути и не разбирая дороги. Мимо меня проскакивали какие-то слуги, но я вряд ли мог бы сказать, были то люди или полугоблины.
Я остановился только тогда, когда передо мной открылись вторые ворота. Развернувшись, я увидел заднюю дверь замка – вернее, их было даже несколько – для кухни, кладовой и, наверное, прачечной.
Я упал на одно колено, уперевшись ладонями в плиты двора, и с настороженным нетерпением осматривал их.
Франсуаз остановилась позади меня, с тревогой следя за моими поисками.
– Вот оно, Френки! – воскликнул я.
Я ринулся через весь двор и вновь упал на одно колено. Осторожно, стараясь не помять, я поднял с каменных плит маленький кусочек соломы. Я поднес его к лицу, словно это был редкий, чарующей красоты цветок, после чего направил на Франсуаз полный торжества взгляд.
– Вот оно! – повторил я.
– Сено? – переспросила девушка.
Она явно ждала не такой развязки – простушка.
– Вперед, – я поднялся на ноги, словно подброшенный распрямившейся пружиной. – Нам больше нечего здесь делать, Френки.
– Солома? – осведомилась Франсуаз. – Майкл. Я знаю, что у тебя полно скотских привычек. Но чтобы ты так любил солому…
– Не простую солому, Френки, – простонал я, упоенный своим успехом. – О, это не простая солома.
Франсуаз взглянула на меня, очевидно, раздумывая, какого размера мне потребуется смирительная рубашка.
Гнедая лошадь неторопливо вышагивала под ней, а высокие гаоляны прятали в кронах лучи клонящегося к закату солнца.
– Френки.
Мой взгляд вновь стал острым, а губы сложились в жесткую линию.
– Нам противостоит умный и опасный противник. Он задумал отвратительное преступление – тем более мерзкое, что ограбленные им люди потеряют в тысячу раз больше, чем приобретет он.
– Это ты все в соломе узнал? – хмуро осведомилась Франсуаз.
– Один человек уже погиб по вине этого негодяя. И, кто знает, сколько еще должны умереть, если ему удастся воплотить свой план в жизнь. Мы должны остановить его, но!
Я вновь высоко поднял указательный палец. Франсуаз как раз собиралась что-то сказать – наверняка в том смысле, что надо пойти и сломать ему хребет, но при моем восклицании умолкла и чуть не свалилась с лошади.
– Но вина его так очевидна, Френки, только для меня. Я не могу отнести в суд кусочек сена и свои предположения. Нет, Френки! Мы сможем наложить на него наручники только тогда, когда преступление уже будет совершено, а к тому времени он уже будет слишком далеко…
Я ушел в себя, приложив палец к губам и почти не следя за дорогой.
– Нам надо его переиграть, Френки, – произнес я. – Переиграть более тонко, чем та игра, которую он ведет. Не знаю, сможем ли мы это сделать; но знаю, что должны…
На протяжении всего пути я более не проронил ни слова, а Френки не решилась выводить меня из состояния раздумий.
– Стоп, герой, – негромко приказала Франсуаз.
Она нагнулась ко мне и, прижав к груди бронзовую чашу, перехватила поводья моего боевого дракона. Девушка резко натянула их; не привыкшая к такому грубому и жестокому отношению, рептилия подумала, что ей сломали и начисто оторвали шею, и громко забила крыльями.
Все это нарушило ход моих мыслей, а ведь Френки, казалось бы, ничем не занята и могла бы позаботиться о том, чтобы мне ничто не мешало.
– Да, Френки? – сварливо спросил я. – Что с тобой?
Вместо ответа девушка указала вперед, где неширокая дорога весело бежала среди высоких деревьев, покрытая бликами заходящего солнца.
– Я вижу, что там логово большого артанийского паука, – произнес я. – Я же еще не совсем выжил из ума. Хотя в твоем обществе от этого недалеко. Ну что – мне слезть с дракона и показать, что делать, или ты хотя бы с этим справишься и дашь мне подумать в тишине?
Френки прорычала что-то относительно зарвавшегося наглеца, но я никогда не спрашиваю ее о прежних любовных похождениях.
Девушка легко соскользнула с лошади – это оказалось не так уж просто, если держать в руках бронзовую чашу, наполненную водой. Но Френки же нравится быть крутой – так зачем же ей мешать.
Читать дальше