Денис Чекалов - Дарующая жизнь

Взгляд виконта переместился на большие деревянные часы, висевшие напротив него, хотя я точно знал, что аристократ внимательно следил за ходом времени с той самой секунды, как мы переступили порог его кабинета.

Ястребиное перо скрипело по поверхности пергамента. Кончик его выводил строки без торопливости, как и пристало потомственному аристократу, но и достаточно умело и ловко, чтобы понять – просторный кабинет служит виконту не только для того, чтобы с важностью восседать в нем.

Тихий стук в дверь прервал написание свитка. Лакей в ливрее цветов Шлездерна приоткрыл дверь и почтительно доложил:

– Все готово, господин виконт. Прикажете загружать?

Шлездерн отложил в сторону перо, прежде чем ответить:

– Нет, Дакенхейм. Пусть все остается на своих местах.

Я провел рукой по лицу, стараясь скрыть блеск, появившийся в моих глазах. Предположение, которое появилось у меня во время рассказа виконта, теперь начинало подтверждаться.

Шлездерн вновь взялся за перо, но лакей не уходил.

– Ах да, – произнес виконт. – Разгрузите повозку. Сегодня она не понадобится.

Поклонившись, лакей начал прикрывать за собой дверь, когда виконт окликнул его.

– Вот еще что, Дакенхейм. Принесите мне свежих розовых лепестков.

Он посмотрел на меня, и я коротко склонил голову, в знак признательности. Поняв, что сделал все правильно, виконт вернулся к своему письму.

Франсуаз не понимала, что происходит, и это приводило ее в бешенство.

Френки, пришедшая в бешенство, – это что-то; но если она к тому же не может немедленно что-то сломать или кого-то избить – это во много раз занимательнее.

– Все готово.

Виконт вынул лопаточкой песок из пятиугольного блюдца и присыпал им свежие чернильные строки. Затем он перевязал свиток тонким шнуром и скрепил его печатью – и каждую операцию он производил столь тщательно, словно от этого зависела судьба целого государства.

Я встал и вновь коротко склонил голову, принимая свиток у Шлездерна.

– Последний вопрос, виконт, – произнес я. – Гоблины арестованы, но мы не знаем, кому принадлежали награбленные ими вещи. Юноша, который отвозил ваше письмо, имел с собой что-нибудь ценное? Украшения?

Виконт подумал, вспоминая.

– Нет, – наконец произнес он. – Я не заметил ничего подобного. Но нам будет лучше спросить у Дакенхейма; он разговаривал с пареньком дольше чем я.

– А сумка? – спросил я. – Не заметили ли вы, нес ли он в сумке что-то, помимо вашего письма?

– Нет, – отвечал виконт. – Торбу он получил от меня; я сам положил в нее свиток, и она была совершенно пуста.

Вошел лакей, неся в руках небольшую пиалу с ароматической водой. На ее поверхности плавали розовые лепестки.

– Дакенхейм, – обратился к нему виконт. – Не припомните, имел ли юноша, что отвозил письмо в Шесть Пилонов, что-либо ценное с собой? Возможно, его вещи найдутся в лагере арестованных гоблинов.

– Только меч, сэр, – отвечал лакей. – Даже ножны у него были простые, совсем дешевые, сэр. Это я точно запомнил.

– Хорошо, – произнес Шлездерн. – Вы можете идти.

Выйдя из-за стола, он взял из рук лакея пиалу; опустив в нее кончики пальцев, он вынул несколько розовых лепестков. Аристократ подошел к Франсуаз, которая с подозрением следила за его действиями. Я коротко кивнул девушке, давая понять, что она не должна препятствовать виконту.

Шлездерн разжал пальцы, и розовые лепестки опали в чашу с ключевой водой.

– Майкл, – возмущенно прошипела Франсуаз. – Он намусорил в чашу.

– Да, – кивнул я, почти не вслушиваясь в то, что говорит девушка. – Он сказал, что знает этот ритуал.

– Майкл, – возразила девушка. – Зачем он это сделал?

Мы проходили по коридорам замка, уложенным богатыми парсианскими коврами. Провожающий нас Дакенхейм шел немного впереди и не мог слышать нашего разговора.

– Подобно тому, как человеческая душа вбирает в себя все, что видит и слышит человек, – произнес я, – так и чаша должна наполняться в каждом месте, которое мы посетим – будь то дорожная пыль или пыльца цветущего гаоляна. Виконт Шлездерна знал, что должен положить что-нибудь в чашу. Он выбрал розовые лепестки; он не мог бы больше почтить память убитого юноши.

Франсуаз приняла мои слова к сведению, но стало ясно, что они ее не убедили – ведь виконт все-таки намусорил в чашу.

– Ладно, герой, – произнесла она. – В чем трюк с украшениями.

– Френки, – с упреком произнес я. – Ты злишься, потому что не поспеваешь за полетом моей мысли. Не расстраивайся, это еще никому не удавалось.