Игорь Конычев - Счастливчик Рид [СИ]

Говорят, что бывают не самые лучшие дни, а бывают и того хуже – хмурые, тягучие будто деготь и такого же поганого цвета. Дни, когда ничего не хочется, хоть из кожи вон лезь, но что-то все равно должно произойти. А самое гадское – ты знаешь, что все это неизбежно, но продолжаешь сидеть за кружкой дрянного пива в убогом кабаке, разглядывая желтоватые глаза безысходности, смотрящие на тебя с мутной поверхности выпивки.

Казалось бы – выход есть всегда. Ничего не мешает взять, расплатиться с сердобольным хозяином кабака и просто уйти, раствориться в темноте ночных улочек, а потом покинуть город и, возможно, страну.

А почему бы и нет? Мир велик и один человек, при должном умении, вполне способен раствориться в его многообразии и пестрых красках, пропав без следа.

Вот только тяжело начать новую жизнь, когда ты просто притягиваешь неприятности и настолько упрям, что не только не пытаешься их избежать, но и смело шагаешь навстречу, будто королевский гвардеец, чеканя шаг под торжественный барабанный бой. И смешно до слез, и грустно до них же одновременно.

Криво усмехнувшись своим мыслям, человек за одиноким столиком в самом темном углу кабацкого зала, сжал в кулаке деревянную кружку. Сделав солидный глоток, он почти беззвучно опустил ее на треснувшую столешницу. Вытерев обрамленные короткой светлой щетиной губы тыльной стороной грубой ладони, молодой мужчина печально вздохнул.

Он понимал, что может просто уйти и все. Но продолжал упрямо сидеть на месте, уже зная, что вскоре должно произойти - с минуты на минуту явится недавний наниматель и не один, а с парой-тройкой крепких ребят и ему будет очень интересно, отчего работа не сделана. Наверняка заказчик будет брызгать слюной и требовать ответа, а потом, когда ему надоест, он сделает знак своим громилам, и те бездумно ринутся в бой. Такое уже бывало.

Еще один глоток, и наполовину опустевшая кружка вновь уткнулась донышком в шершавую поверхность стола. Вкус у местного пива был отвратительным – без приятной горчинки и насыщенности, лишенный ароматного запаха хмеля и ласкающего глаз золотистого оттенка. Ни дать не взять моча тупой ослицы, еще и разбавленная водой из ближайшей лужи, в которую до этого щедро выплеснули пару ведер помоев.

Довольный столь живописным сравнением, мужчина быстро допил кислый напиток и прислонился спиной к стене, начав разглядывать низко нависающий над ним потолок. Он чем-то напоминал бродяге собственную жизнь – темную, неровную и тягостную. Она медленно сползала все ниже и давила на него всей своей неизмеримой тяжестью, стремясь либо вжать в грязь, либо раздавить.

В свои тридцать с небольшим лет он не добился ровным счетом ничего, зато, как любил себе напоминать, сделал это сам. Единственные теплые воспоминания терялись где-то в далеком детстве. Но сколь яркими они были, столь же скоротечными и оказались.

Когда ему едва исполнилось восемь лет - мать умерла, отца же не стало двумя годами раньше. Родитель, а иначе этого мужчину и назвать было нельзя, бесславно окончил свою жизнь в кабацкой драке, получив острым краем бутылки прямо в горло. Возможно, его непутевому отпрыску предстоял такой же конец.

“Бесславный и бессмысленный”

Усмехнувшись подобной иронии, мужчина жестом привлек внимание некрасивой подавальщицы и, спустя всего несколько мгновений, перед ним уже стояла новая порция дешевой выпивки – всего того, что требовалось ему в данный момент. Кажется, это была уже пятая порция… Или седьмая?

Пригубив пенный напиток, по вкусу показавшийся ему еще гаже предыдущего, мужчина прикрыл светло-голубые глаза. Он вспомнил, как в сиротском доме, куда угодил после смерти родителей, вместе с друзьями-сорванцами они как-то умыкнули из таверны целый бочонок пива и упились им до колик в животе, мучительного головокружения и фееричной, непрекращающейся рвоты. Тогда нашедшая их воспитательница едва не лишилась чувств от столь неординарного зрелища, а потом, быстро придя в себя, всыпала баловникам по первое число.

Вот только это не отбило у сорванцов тогда еще толком не состоявшейся любви к выпивке и опасным аферам. Одна из таких вот афер и кончилась прескверно – дельце стоило одному из трех друзей-сирот жизни, а двум другим – мнимой свободы.

Когда их поймали с поличным за воровством у тех, у кого воровать не следовало вовсе, Грима застрелили сразу же, а вот Конраду и самому Фэлриду удалось сбежать, причем гораздо дальше, чем им хотелось бы.