Сергей Куц - Вор и убийца

Я спешился, чтобы ненароком не задеть кого-нибудь. Меня окружил гвалт людских голосов. Горцы, в основном крестьянский люд, если судить по одежде, и орки. Их среди толпы сновало больше, чем в Бранде, сказывалась близость резерваций. Все орки с окрестных стоянок. Нелюдей из огсбургского войска отличали бритые головы, на которых из растительности оставался гребень волос ото лба до шеи, но таковых я не видел. Имперцев на торжище также не обнаружил. Присутствие Огсбургской империи выдавал лишь бело-желтый флаг с черным коронованным орлом над воротной башней городских укреплений. Но в Дорнок мне не нужно.

Земля за торговым рядом, что вытянулся вдоль дороги на противоположной стороне от постоялых дворов, плавно спускалась к воде. Узкая речушка, названия которой я не знал, впадала в Черную перед переправой в город, шагах в тридцати от каменного моста. На том берегу неширокой речки за полем высился еще один земляной вал с деревянными фортификациями. Поместье Уила Укила. Более всего оно походило на хорошо укрепленный форт, размеры которого хоть и значительно уступали Дорноку, однако не высотой укреплений.

Велдон дал одну серебряную монету и семь медяков. Их хватит, чтобы снять любой номер в одной из гостиниц и с наступлением темноты навестить сундуки Укила. Только ночь в Загорье не лучшая пора, а еще тень. Она снова будет рядом! Я выругался, представив, насколько уязвимым окажусь, карабкаясь по внешним стенам.

К дьяволу! Нужно попасть в поместье сейчас! Я решительно направился к деревянному мосточку, перекинутому через безымянную реку, однако путь преградили. Люд прижался к обочине, оттеснив к лоткам у постоялых дворов и меня. Ведя под уздцы лошадь, я не мог пройти мимо плотно стоявших людей.

Гомон голосов стих…

Мимо притихшего народа в Дорнок въезжал конный отряд имперцев. Огсбургские орки с гребнями волос на бритых черепах. Лошади, построенные по две в ряд, ступали шагом и образовывали длинный хвост из полусотни всадников.

— Спаси и сохрани! Спаси и сохрани! — шептала пожилая селянка. Женщина прижала к себе двух малолетних внуков и испуганно смотрела на орков; за седлами их коней на веревках болтались головы людей разных возрастов, стариков и детей, мужчин и женщин.

Проклятье! Кровь и песок! Дети! Я опустил взгляд, пряча лицо под широкими полями шляпы. Душу рвала ненависть. Хотелось забыть обо всем, вскинуть оружие и отправить на тот свет как можно больше проезжающих передо мной имперских шавок! Пускай убьют и меня! Но я стоял, вцепившись правой рукой в поводья, а другой схватившись за спрятанную под плащом рукоять пистоля. Я стоял и повторял про себя перечень оправданий своего бездействия. Жалкое я ничтожество!..

Николас Гард — вор. Морской разбойник. На мне кровь множества людей, и я никогда не преступал порога церкви для искреннего покаяния, только я не отниму жизнь у ребенка. Я грешник, но есть черта, которую не преступлю. Эти же ублюдки, покачиваясь на спинах лошадей, самодовольно пялились по сторонам, словно ища кого-нибудь, кто рискнет бросить им вызов. Народ молчал, сгорбившись от страха и стараясь лишний раз не шевелиться.

Несчастные погибли не в один день. Их казнили в разное время: и когда пал северо-восток Загорья, и совсем недавно. Выходит, именно эти орки держали в повиновении город и округу Дорнока. Мимо проезжали последние всадники, теперь я старался рассмотреть физиономию каждого из них. Колючие взгляды и нахальные ухмылки! Им нравились подавленность и страх людей, застывших по краям дороги. Проклятый пепел! Они убивали с удовольствием!

Жаль, не удалось разглядеть главаря этих выродков. Чутье подсказывало, что он совсем не прост. Плохо дело! Люди Губошлепа не сдюжат против них. Тех рейтаров, что перебили на хуторе Андаров, застигли врасплох, и не стоит обманываться. Эти же орки — настоящие ищейки, натасканные на таких, как наш малочисленный отряд.

Последний из наездников въехал на мост. Торг загудел и со стороны, наверное, снова выглядел обычной пригородной ярмаркой. Люди закопошились, вернулись к лавкам и сумам. Однако в движениях и взглядах сквозила нервозность. Кто-то был подавлен, другие, наоборот, зло огрызались друг на друга. Из места ярмарочного оживления, что для такой глуши почти как праздник, торг превратился в сборище озирающегося народа.

Принесенная орками тяжесть скоро отпустит селян, а я поспешил покинуть это человеческое болото, не дожидаясь смены настроения. Подкованные копыта моей кобылы застучали по деревянному мосту через узкую речушку. Я поерзал в седле, умостился чуть поудобней и, недобро ухмыльнувшись, скривил рожу. Буря внутри меня стихала. Верховая езда редко доставляет положительные эмоции, но не сейчас. Слишком уж не терпелось убраться с помрачневшей улицы.