Руслан Агишев - Взять своё [CИ]

Ледяное безмолвие опустилось на долину. Вымершей казалась огромная снежная равнина, окаймленная вымерзшим лесом и полуразрушенной сторожевой стеной гномьего клана. Казалось, гномы покинули этой край, служивший пристанищем для клана на протяжении тысячелетий.

Но… вдруг в этой тишине раздались два громких хлопка, эхом пробежавших через все поле к скалам, а потом отразившись от них ринулось к видневшемуся вдали лесу. Одновременно, над массивным многотонным карнизом, тяжелым молотом нависшим над огромными воротам подземного города, взвился в небо снежный фонтан.

И вновь тишина не надолго накрыло это место. Сначала послышался странный треск, словно лопались деревья от сильного мороза. По ледяной шапке, накрывающей каменный карниз, побежали глубокие трещины. Потом вновь что-то затрещало, жалобно застонало неведомым зверем… и вся эта гигантская махина из камня и льда обрушилась вниз.

В воздух вновь поднялась снежная взвесь, закрывающая от глаза происходящее. Однако, когда взбудораженный снег медленно опустился на землю, то вход в подземный город оказался надежно запечатан сотней тонн валунов и ледяных глыб, скрепленных снегом и каменной крошкой.

Внутри же, под десятками метров камня и льда кипела жизнь.

… Едва в подземных тоннелях прошла последняя судорога от обрушившегося карниза, как с десяток гномов с кирками и молотами на перевес потянулись из центральной галерее к выходу.

— Тато, а тато, — шедший последним подросток с едва намечавшейся бородкой дернул за рукав шедшего впереди отца — массивного кряжистого гнома в литом шлеме рудокопа. — А что, мы теперь здесь так и останемся? — парнишка, крепко сжав в рукав кирку, нервно поежился. — И никогда не выйдем наружу?

Отец, едва прислушавшись к этим словам, тут же сплюнул себе под ноги, а потом, развернувшись, отвесил сыну смачный подзатыльник.

— Ты что такое дурень говоришь?! — остановился он, отставая от остальной группы. — Откуда только в твоей башке такое берется? Владыка мудр, раз решил спрятать наш город. Сейчас, когда клан еще слаб и не может сражаться в открытую, мы надежно запечатаем главный вход и пусть нас там ищут… хоть до скончания веков, — гном хитро улыбнулся в бороду, показывая, что полностью согласен с таким ходом. — А кто тебе сказал, что у нашего города больше не выходов наружу? Эх, ты… Наши предки многими столетиями жили здесь и ты думаешь, что они не подумали о таком случае? Из подземного города на самый верх ведут десятки тайных тоннелей, известных лишь старейшинам. Говорят, один из таких ходов, выходит к самому перевалу. И крепко вколоти в свою дурную башку, что мы лишь затаились, чтобы набраться сил…

Вновь подняв тяжелую кирку на плечо, рудокоп толкнул сына в направлении заваленного выхода.

— Ладно, хватит болтать, надо догонять остальных, — он провел рукой по холодной каменной стене тоннеля. — Предстоит еще много работы. Нужно обрушить каменный свод пещеры почти на сотню метров, чтобы ни одна крыса не смогла его откопать…, — шедший впереди него сын то и дело останавливался, чтобы не упустить ни слова из уст отца. — А в словах владыки не сомневайся, сын. Наш клан никто не сломает. Наш владыка не такой, чтобы…

А впереди уже слышался гулкий перестук кирок и молотов, которыми ушедшие вперед гномы вгрызались в каменный свод тоннеля. Подчиняясь этому призывному гулу, паренек ускорил шаг и уже не слышал, что там еще бормотал его отец.

— … Не сомневайся, сын, не сомневайся…, — старый рудокоп все тише и тише бормотал себе под нос. — Не такой он, чтобы сломаться и все бросить. Не такой…

Он бормотал эти слова словно мантру или заклинание, которое придавало ему сил.

— Не такой… Он…

И сейчас он бы ни за что не признался, что, повторяя эти слова, он думал о другом. Он старался убедить себя, что случайно увиденное им в запретной комнате владыки всего лишь плод его воображения, а не реальность.

— Не такой…

Однако, его продолжал преследовать тот мельком увиденный образ жутко хохочущегося существа с огромными клыками.

На центральной площади столицы, прямо напротив сгоревшего здания магистрата, стоял огромный шатер, вокруг которого грели десятки костров с сидевшими вокруг них легионерами личной сотни шаморского командующего. Все выходы с площади и дома с ней граничащие были заняты шаморцами, надежно закрывавшими центр павшего города.