Эльдар Сафин - Алхимия

— А сейчас?

— А сейчас я могу дать один из семи, что выживем, — Шари не видел, но был уверен, что арапча улыбается.

Такого с Шари еще никогда не было: он ел с серебра, а обслуживал его никто иной, как полковник, который за всю войну не уделил ему не только слова, но даже и взгляда.

— Алхимик объяснил что нас ждет? — спросил граф Туардоз.

— «Нас»? — удивился Шари. — Вы тоже собираетесь сегодня умереть?

Полковник расхохотался, причем в смехе не было ни злости, ни разочарования — исключительно веселье.

— Что он тебе наговорил? Что мы сдохнем? Еще про то, что регент собирался предать нас всех и заключить позорный мир, когда мы почти выиграли? Старик гениальный алхимик, этого не отнять. Но он враг. Он врет. Во-первых, он сам сдался. Представляешь? Солдаты как видят живого алхимика из арапчи, тут же делают его неживым. А он прошел сквозь все кордоны, заставил привести себя к регенту и заявил, что может разъять квадру. Мол, опасно, нужно много всяких там штук и специальные люди, «мудрец», «вор», «жених», «отец» и «палач». Но на выходе у регента вместо непонятной твари, пробравшейся в его постель, будет родная дочь. И запросил за это денег и поместье. Похоже на поведение самоубийцы?

— Нет, — признал Шари.

— В нашем мире нет места арапче, придумавшей студень и квадр. Его бы поймали, выдали его светлости регенту, а регент разорвал бы его быками, медленно и мучительно, как уже сделали с несколькими алхимиками. Но он пришел и предложил. Он знает, что делает.

— А вам-то это зачем? — удивился Шари.

— Я жених. Ха, да я и вправду жених Наулии! Мы с регентом дальние родственники, земли граничат, так что нас с Наулией обручили, когда мне было одиннадцать, а ей два. Потом его светлость пошел в гору, стало ясно, что брак не состоится, но помолвку не разрывали. Я же даже жениться перед войной собирался, пошел к регенту на прием, а он — мол, скоро война, не связывай себя браком — ну, все как он может, голову запудрил, в итоге я не только не женился, но еще наследство на семнадцатый полк спустил. Ну и сейчас то же самое. Мол, она до сих пор твоя невеста, кто кроме тебя, мы же родственники, и пост кастеляна в королевском дворце… Хуже, чем на осаде Аль-Хазред все равно не будет…

Шари отсалютовал бокалом и выпил залпом половину вина. Под Аль-Хазред было действительно паршиво, полтора года осады, выплескивающиеся из-под земли щупальца студня, превращающего тебя в заживо гниющий труп. Алхимический огонь, прожигающий тело насквозь. Бомбы, которые взрываются, только когда рядом есть кто-то живой.

— А, ты же был там! — граф хлопнул Шари по плечу. — Ты же везде был, где и я. Извини, тебя не помню. Сержантов пару помню, а капралов уже ни одного. Вы же мерли все время! Только запомнишь человека — а его уже проткнули или подорвали!

— Еще вопрос, господин полковник. Вот я вор, вы — жених, алхимик — мудрец, а кто будет отцом и палачом?

— Отцом будет алхимик, палачом — королевский палач, а мудрецом — придворный художник, который рисовал Улькины портреты. Роль мудреца — оформить границы лица и тела. Всё, не медли!

Следующие пару часов Шари мыли, брили, намазывали благовониями и обряжали в легкие длинные тряпки, повязанные вокруг солдатского тела замысловатыми способами.

При этом все время присутствовал какой-то мутный арапча, зачитывающий на незнакомом языке — даже не фарси, фарси Шари бы признал — одну и ту же фразу с разными интонациями.

А потом он прошел в очередную комнату, но на этот раз не для того, чтобы ему заплели в волосы цветок или повязали какую-нибудь ленту на плечо, а в большой зал, с расписанными мелом и углем полом, стенами и потолком — круги, звезды, прямые и кривые линии, символы, среди которых часть Шари с удивлением опознал — например, тот, которым он на службе был обязан промаркировать бомбы с увеличенным зарядом.

В центре залы располагался гигантский хрустальный гроб, в котором лежала обнаженная девушка. Напротив стоял разряженный в воздушные ткани, цветы и ленты, как шлюха из офицерского борделя, кряжистый мужик с безвольным, вмятым внутрь подбородком и злыми глазами. «Палач», — с неприязнью подумал Шари. И тут же понял, что и сам выглядит также.

Он прошел ближе к гробу и ахнул. Девушка была даже не прекрасна, а поистине совершенна. И дело было не в размере груди или обхвате бедер, а в том, насколько все это сочеталось между собой. Вспомнились слова полковника о том, что за формы тела и лицо отвечает мудрец, — и стало понятно, эту девушку создавал кто-то с абсолютным вкусом.