Сергей Барк - Гладиатор [СИ]

Я попытался потереться о его палец и, забывшись, прикрыл от сладостного ощущения веки.

— Нет, смотри, — сгорая от смущения и не разрывая взгляд, я продолжал двигать ягодицами, пытаясь насадиться на его палец. Как же хотелось, чтобы он ввел его поскорее…

Не удержавшись, я мельком взглянул на то, что у него ниже пояса. Далат хмыкнул и, надавив всей подушечкой, погрузился в сочившееся отверстие. Меня прошибла судорога удовольствия, когда его палец медленно заходил внутрь. Я выгнулся и промычал что-то нечленораздельное.

Шероховатая кожа оглаживала контур колечка, давя и растягивая, немного грубо, но мне это нравилось, и хотелось большего. Руки сами впились в простынь по обеим сторонам. Он убрал палец и, навалившись сверху так, чтобы я ощущал размеры его тела, но не давя, провел языком по набухшим и причиняющим томящую боль соскам… Я изнемогал, прижимаясь к мощному телу. Я хотел его, предлагал себя, а он был так возмутительно спокоен!.. Только глаза какие-то чужие, дикие, страшные… Омега во мне трепетал и в то же время хотел, требовал, захватить этого самца.

Касаясь напрягшимися сосками и задевая членом его пах, я чуть раскачивался, касаясь огненного тела, трясь, и заводясь от удовольствия. Далат не двигался, позволяя мне сходить с ума, тонуть в похоти и желании. Ну почему он так спокоен?! Я упал на постель и руками оттолкнул его назад, заставляя привстать на колени. Он не ожидал, но не сопротивлялся.

Я сам перевернулся на живот и, встав на колени, широко развел ноги. Развернулся к застывшему от удивления альфе и посмотрел сквозь опущенные ресницы, а затем, осмелев от собственных действий, выпятил попу назад, почти дотягиваясь до его огромного естества.

— Ты сам спровоцировал меня, зайка, — прохрипел Далат, уже не глядя мне в лицо. И уже через миг, жестко врываясь во всю длину, не давая осмыслить происходящее, срывая крик с искусанных губ. Он вдалбливался в мою плоть со всей силой, всей яростью зверя. Я бы свалился, если бы крепкие руки не впивались до боли в ягодицы. Он бил меня сзади, ударялся, заставлял содрогаться от животного удовольствия, порабощая мое тело каждым новым толчком. Снова и снова. Ртуть разливалась по венам…

Его твердый, как камень, член прошивал меня до живота, ввинчивался, пронизывал, протыкал насквозь, а я желал лишь одного… чтобы он истерзал мое тело как тогда… нет, больше, сильнее! Я принадлежу ему, и пусть делает, что хочет!

Липкий от пота, задыхаясь от сумасшествия, я потерял разум на члене своей пары. Инстинкты сводили с ума, превращали в ненасытное существо, я хотел, чтобы он не вытаскивал железный кол из моего прохода. Его рука обхватила мой член и, дернувшись, я излился, забрызгав постель. Давление внизу стало нестерпимым… боль головокружительной, когда стенки сдавили каменный фаллос самца, и он взорвался во мне, выплеснулся до конца, прижимая меня спиной к себе и подрагивая внутри…

Последние слабые толчки были продиктованы бешеным ритмом, что слабо затухал в глубине наших тел. Я заурчал, прижимаясь к его бедрам, позволяя сдавливать грудь медвежьими объятьями… и снова распирающее чувство внутри.

Я помнил его… это было божественно. Новые волны оргазма прошивали нас двоих, когда мы без чувств свалились на постель, забываясь в прикосновениях друг друга, глубоко вдыхая запах…

Месяц подходил к концу, накаляя нервозность Офиару до предела. Он плохо ел, выматывал себя тренировками, чтобы хоть чем-то занять мысли, и мог расслабиться только в объятиях опытной пары…

Пусть и ненадолго, но Далату удавалось снять стресс омеги продолжительными ласками и сумасшедшим сексом, что выбивал дурь из маленькой головы на пару дней. Сама свадьба его нисколько не волновала: приготовления шли вовсю, и это мероприятие ничем не будет отличаться от остальных. Но как это переживёт мальчишка, оставалось непонятным, и Далат, волнуясь за непредсказуемость мелкого, приставил к нему личную охрану, которая незаметно наблюдала за ежедневной рутиной омеги.

Была и ещё одна хорошая новость, кажется, они нашли общий язык с Акилой. С тех пор, как бета провел первое занятие, он больше не приходил к генералу и не просил освободить его от роли няньки, чему несомненно порадовался последний.

Офиару и вовсе был в полном восторге от нового учителя, растекаясь песнями о достоинствах и умениях мастера, чем иногда вызывал у Далата дикую ревность… и их постельные развлечения в такие моменты были особо жестокими, впрочем, обоих это вполне устраивало.