Белые стены и пасторальные картины недолго вводили в заблуждение. Стоило лишь взглянуть на кровать, где лежала я, как любого бросало в дрожь.
Я узнала об этом не сразу. Как только сумела самостоятельно подняться, добрести до ванны, чтобы взглянуть на себя в зеркало, и понять, почему на меня так странно косятся.
Сначала я никак не могла удерживать сознание дольше минуты. Затем долго соображала, где и как оказалась. Потом осознала, что именно со мной происходит. И заметила чужие взгляды, устремлённые на меня в те моменты, когда я глядела за окно, чуть не капая на простыни слюной. Это относилось к тем, кто заходил ко мне регулярно.
Те, кто оказывались у меня впервые, справлялись хуже. Правда мне казалось, что о чём-то их должны были предупредить. Гости старались выглядеть спокойно и незаинтересованно, стоило переступить порог. Но их напряжённые лица выдавали достаточно.
Все они пытались втянуть меня в разговор. Я молчала, и после нескольких попыток они исчезали.
Несколько дней меня не тревожили, не считая тех, кто наблюдал за мной круглосуточно, затем приходили очередные гости.
Так они себя называли. Психологи, психиатры, психоаналитики — мозгоправы одним словом. Все они выглядели одинаково: сдержанно, любезно, приветливо, с профессиональной маской безграничного понимания и терпения на лице.
Они использовали разные подходы, стараясь привлечь моё вниманием, но ни у кого не выходило. Я их совсем не слушала. И не говорила. Вообще не раскрывала рта.
Они продолжали появляться и исчезать. Я оставалась одна, заключенная в белых стенах палаты.
— Доброе утро, Саша. Как ты чувствуешь себя сегодня? — отвлёк меня от пейзажа за окном знакомый голос.
Доктор Петрика Сирбу, пожилой мужчина шестидесяти лет, с густыми седыми усами и оплывшими, как у бульдога щеками, заглядывал ко мне дважды в день. Пусть он проводил со мной не так много времени, но я знала, что именно он распоряжается моим лечением.
Я посмотрела на него пустым взглядом. Всё тот же белый халат, всё то же сочувствующее выражение на лице. Я отвернулась.
— Погода за окном чудесная, не находишь? Непременно прогуляйся после завтрака. Только оденься потеплее, конец октября всё же. Нехорошо будет, если ты подхватишь простуду.
Доктор ушёл, когда я послушно приняла лекарство, оставляя меня заниматься излюбленным занятием — смотреть за окно.
В комнате был телевизор. Поначалу, когда я только очнулась, медсёстры включали мне разные программы и фильмы. Но ничего интересного там не показывали — я продолжала смотреть в окно.
Когда я стала запоминать, что происходило днём раньше, за окном желтели листья, покрываясь ободком багрянца. Потом они высохли и почти облетели. Каждый новый день я наблюдала за тем, как спадали последние иссохшие, завернувшиеся улиткой обрывки, всё больше оголяя ветви.
Со временем я стала меньше спать. Помню, как однажды ночью впервые вынырнула за дверь, нос к носу столкнувшись с двумя незнакомыми мужчинами, облачёнными в чёрное. От неожиданности тут же нырнула обратно, и больше не высовывалась.
На следующий день доктор завёл об этом речь, прознав о моей ночной вылазке. Сказал, что это была охрана и мне не следовало бояться. Я ничего не ответила. Я и не спрашивала ничего.
Тремя днями позже доктор сказал, что охрану убрали от дверей. Если я хотела немного побродить, мне не следовало себе отказывать.
Через неделю, снова мучаясь бессонницей, я отправилась на ночную прогулку по тихим коридорам. Там было пусто и мне никто не мешал. Так началось моё путешествие по левому крылу, где отдыхали ещё пара человек, а уже через месяц я познакомилась со всей больницей.
Позже я стала спускаться в столовую трижды в день, правда, не приближалась ни к кому. А если и приближалась, то молчала. Кое-кто пытался завести со мной беседу, но видя, что я не отвечаю, оставляли затею. Но, кажется, я не слишком мешала — меня никто не прогонял, позволяя оставаться невдалеке, когда мне того хотелось.
Настал день, когда я стала выходить на улицу.
Снаружи больница оказалось высоким двухэтажным домом из белого камня. Крышу украшали декоративные башенки и лесенки, ведущие к нескольким дверям первого этажа. Летом, должно быть, двери были распахнуты настежь, позволяя приятному сквозняку гулять внутри. И ещё должно было пахнуть розами. Большие, аккуратно подрезанные и подвязанные к грядущей зиме кусты, позволяли воображению дорисовывать несуществующие бутоны.
Читать дальше