Дарья Беляева - Аркадия [СИ]

— Ничего он не понимает, он неадекватный каннибал! А Роза — больная! Она моя сестра, я знаю, о чем говорю! Самая злобная женщина в мире!

— Хорошо, а Сигурд и Флори?

— Сигурд помешанный на власти аутист или кто он там! Он меня пугает! А Флори будет рыдать в трубку, а я не люблю плачущих женщин!

— Да твою мать, Аурелиуш! Ты нормальный вообще? Ты знаешь хотя бы где сейчас Каспар?

— Вроде был в Дании!

Я напряглась. Каспар — имя моего отца. И хотя в Дании было, совершенно точно, больше одного Каспара, мой интерес возрос так сильно, что в ушах напряглись барабанные перепонки. Неожиданное нервное возбуждение, правда, не убрало вертолеты. Потолок перед моими глазами, когда я запрокинула голову, все еще совершал обороты вокруг дискотечного шара, как земля вокруг солнца.

— Так давай позвоним ему. Нам нужно держаться вместе! Если Констанция вообще еще в этом мире.

В этом мире? Я подумала, что ослышалась. Снова, с трудом, сфокусировала взгляд на говорящих.

— Я не думаю, что он заберет ее в первый же день ее рождения. В договоре этого не было.

— Но там не было и точного указания срока. Хоть в первый день ее восемнадцатилетия, хоть в последний!

— Но как мне найти Каспара? Может, ты могла бы найти Медею? Она же твоя сестра, ты могла бы почувствовать, где она?

И вот тогда у меня дыхание перехватило. Теперь я смотрела на них во все глаза. Если Каспаров в Дании, вероятно, было достаточно, то Медея на всю Данию была, может быть, даже одна. Мамино имя, греческое, но странное и архаичное даже для греков, прозвучало как укол. Они говорили о наших с Адрианом родителях. То есть, они несли бред о наших с Адрианом родителях. Все, что они говорили не имело никакого смысла, я не знала большинства переменных. Кто такая Констанция и почему за нее так волнуются, каким образом в это вовлечены наши с Адрианом родители. Даже если бы я была трезвой, вряд ли мне пришли бы в голову откровения по этому поводу.

— Я что экстрасенс по-твоему, Аурелиуш?

— Ты сама говорила, что ты знала, где они.

— Я знала об этом в Аркадии. Здесь я ничего не знаю уже девятнадцать лет.

Аркадия? Я начала припоминать. Это что такая область в Турции? Или в Греции? Аркадия, Анатолия, что-то вертелось на языке. Я растолкала Адриана. Его темные глаза были затуманены бесчисленными коктейлями, а по губам бродила легкая улыбка. Мой красивый брат, чьи выступающие скулы я так любила целовать. Адриан был совсем на меня не похож. Я была рыжая, бледная, типичная датская расцветка, а Адриан был весь в нашу греческую маму — южный, изящный, с надменным, точеным лицом. Мой просветленный брат обладал каким-то особенным, дзеновским обаянием человека, который всегда и везде находится в спокойном довольстве жизнью и которого ничем нельзя ни смутить, ни возмутить.

— Что такое, Астрид? — спросил он, снова закрыв глаза. Я зашептала ему на ухо:

— Очнись! Ты мне нужен!

Адриан махнул рукой.

— Элвис покинул Сансару.

— Адриан! — продолжала шептать я. — Тут два чувака бредят о маме с папой. Послушай!

Он открыл глаза, я увидела, как от света, скользнувшего по его радужке, быстро сузились его зрачки. Он оставался расслабленным, но я видела, что он прислушался.

— Найдем в интернете! В интернете все можно найти.

— Ты пятисотлетний идиот, Аурелиуш. Ты понятия не имеешь, где Медея и Каспар.

Медея и Каспар, мама с папой, они были упомянуты вместе, никаких сомнений не осталось.

— Так что я свяжусь с Драго, если ты трусишь, а ты попытаешься добиться, чтобы Сигурд и Флори тебя выслушали.

— Прямо сейчас?

— Да!

— Но мы же под наркотиками!

— Ты прав, сначала надо умыться.

Они оба вдруг засмеялись, и я подумала, что все это шутка мамы с папой, которые вычислили нас и отправили сюда своих друзей-иммигрантов из Польши. Но когда они уже уходили, я услышала, как этот Аурелиуш говорит:

— Если он заберет Констанцию в Аркадию, она не сможет оттуда выбраться, как мы. Ворота в наш мир будут для нее закрыты. И мы не сможем попасть к ней.

— Я об этом помню, — ответила его спутница. — Если бы мы обо всем знали заранее.

Все это производило странное впечатление, жутковатое с одной стороны и захватывающее с другой. Я повернулась к Адриану, накинулась на него, обняла. Он чуть помотал головой, будто отряхиваясь. Кажется, он не совсем пришел в себя. Он сказал:

— Я полагаю, какие-то наркоманы обсуждали свою подружку, проданную в рабство сутенером, который как-то связан с нашими родителями. Ничего не обычного.