Кирилл Берендеев - Поход Мертвеца

– Сиромах, ну наконец-то. Мы тебя обыскались, хоть бы слово сказал. Куда ж ты в такую темень.

– Мам, а мы с наемником силки расставляли, завтра на обед кролик будет. Или заяц. Он мне обещал.

– Кто, кролик или заяц? Милый, садись, обними маму.

В силки никто не попался. Но и без этого Сиромах остался доволен, он получил разрешение забраться на козлы и ехал вместе с отцом. Озирался, долго просил и наконец получил возможность править лошадкой, на ухабе едва не свалился в лужу, словом, вел себя как самый обычный парнишка его возраста. Болезнь если не отступила совсем, то затаилась очень глубоко и не виделась даже в обычно бледном, невыразительном лице, сейчас он раскраснелся, несмотря на начавшийся холод, и понукал «милую», пока Повед не отобрал вожжи и не остановил обтереть уставшую животину.

За ночь сильно похолодало, ударил морозец, несильный, но разом сковавший бесчисленные лужи хрустким прозрачным льдом. Лошади тащить возок стало куда легче, а потому она сама поспешала, часа за три после отправки они прошли не меньше десяти миль. Кочки и бугорки на дороге выморозило, покрыв инеем, ветер еще немного усилился и теперь расходился по верхам, стряхивая снежную пыль на меха путников. Лес же, постанывая, поскрипывая, будто отвыкнув от морозов, недовольно шевелился под натиском борея, но внутрь почти не пропускал. Да и дорога запетляла, огибая то один едва заметный холм, то другой, избегая оврагов и стариц близкой речушки, журчавшей неподалеку, не давая ветру спуститься и пробрать до костей.

Мертвец снова уехал на несколько миль вперед, теперь его, как ни приглядывайся, за бесконечными поворотами не видать стало. Наконец, когда светило, прорвавшись сквозь завесу ветвей, стало сушить пригорки, появился и попросил остановить возок. Впрочем, тот и так стоял, лошадь отдыхала после гонки, устроенной Сиромахом.

– Я постараюсь недолго задержаться, но вам лучше пока оставаться здесь и поджидать меня. Если кто на дороге вдруг появится, не обращайте внимания.

– А кто должен? – встревожилась разом Байя.

– Пленники ведьмы, конечно. Я за ними приехал.

– За деньги, – несколько презрительно произнес Повед, но сам себя оборвал и осенил знамением Мертвеца, едва тот повернулся к нему спиной. То же сделала и жена, а после Сиромах, пока совершенно не представлявший, куда отправляется их провожатый, да еще и без лошади.

Мертвец довольно быстро добрался до места – маленький домик вроде и затерялся среди вековых дерев, да все равно виднелся яркой черепичной крышей за косматыми зарослями боярышника, вплетавшимися в высокий забор. Подойдя, он постучался, а затем, не дождавшись ответа, перелез через калитку.

Во дворе его уже поджидали – четверо крепких мужиков с вилами и дубинами. Действовали решительно, но не слажено, горожане, не слышавшие о тактике боя, только подчинялись приказам ведьмы, плохо понимая, как расправиться сообща с непрошенным гостем, о котором ведьма, верно, узнала еще задолго до того, как Мертвец проявил себя. Наемник не стал вынимать меч, посшибал их с ног, как чурки в городках, и прошел к избе. Отворил дверь, поставив подножку вылетевшему герою-любовнику, тот с грохотом скатился с крыльца и затих подле бочек. Следующего успокоил ударом кулака. Еще одного – когда открывал дверь из сеней в горницу. Трех других положил отдыхать ударами ножен и только после этого вынул короткий меч, загодя пропитанный смесью красной серы и взвара чистотела. В темных линзах вулканического стекла, препятствующего воздействию любой магии, видно было плохо, да еще ведьма держала окна с закрытыми занавесками. По дому он шел с превеликой осторожностью.

– Что, всех мужчин сразил, теперь за женщину примешься? – Голос оказался неожиданно молод. Наемник пригляделся: вышедшая из-за полотна женщина на вид казалась не старше тридцати. Черные волосы заплетены в тугую косу и уложены кругом. Простая серая вышиванка с петухами и черные юбки, шуршащие по полу, на плечах овчинная жилетка. Лицо невыразительное, непамятное, но приятное. Небольшая горница с занавешенными окнами выглядела под стать хозяйке, чисто убрана, выбелена, да вот беда – совершенно не ощущалось женской руки: шитых покрывал, разукрашенных одеял и подушечек на широкой кровати, полога, наконец, какие часто встречаются в Кривии у семейных пар. Все просто, невыразительно… разве что запах шафрана и мяты, такой знакомый, впивается в ноздри, заставляя память корчиться в муках.