Кирилл Берендеев - Поход Мертвеца

– Ты же знаешь, ведьма женщин не берет. Посиди немного, ты с лошади свалишься.

– Может. Объясни тогда, как вы вместе… нет, не то. Сиромах, почему он, что с ним, кто он такой? Я два дня с вами еду, а только загадками маюсь, не одно, так другое. Лучше б про ведьму думал.

– Верно, – произнесла женщина. Подошла к выходу из избы, поглядела на мужа. – Оставь, не гони их, Повед, сами уйдут. С наемником все в порядке, он в крови перемазался, надо рубаху сменить.

– Мертва, точно? – донеслось со двора. – Мне надо проверять?

– Сам видел, все ушли. А дом мы сожжем сейчас, в нем селиться нельзя, закладки у ведьмы наверняка есть против пришлецов. Лучше не заходи. – И обернувшись к Мертвецу: – Точно будешь слушать? Ну хорошо. Его Повед нашел, принес в корзинке. Говорил, шел вдоль реки из библиотеки, где проповедовал, и где, как всегда, высмеивали, а тут корзинка по реке плывет.

– Я это тысячу раз в сказаниях слышал.

– И я слышала. Но, наемник, сам посуди, зачем тебе-то лгать? И Поведу к чему. Да я бездетная, так богам надобно, уж и лекари смирились, и ворожеи, и я сама, а тут. Не говори ничего, дай закончить. Муж до меня первым браком женат был, у него дочь осталась, жена себе оставила при разводе и большую часть его имущества. Урмунд же, там свои законы. А что ему тогда, едва двадцать едва исполнилось, а ей двадцать шесть, и отец – защитник в суде. Обобрал до нитки. Так я с ним и познакомилась.

Дверь распахнулась, на пороге появился Повед.

– После говорить будете, – беспокойно произнес он, вцепляясь в жену, – дом оседать начал, или не видите?

Они выскочили во двор. Изба заметно стала крениться на бок, покрываясь серым налетом, точно гнилец пожирал.

– Вот и сработала закладка, – произнес Мертвец. Байя вынула из кармана юбки кремень и кресало и быстро вошла внутрь. Повед охнул и немедля отправился следом, трое щуплых мужичков, стоявших прежде безучастно, теперь подошли к дому и смотрели, как спешно разгорается пламя, то в одной, то в другой его части. Изба ухнула, дернулась, ровно живая, выпрямилась и снова начала оседать. Чета поспешно выскочила, откашливаясь удушливым дымом, враз повалившим из всех щелей, белым, никак не желавшим таять.

В подполе что-то ухнуло, фыркнуло, завыло жутко. Мужички, так ни слова не сказавшие, дали тягу, как были, в одних рубахах и портах. А вой продолжался, перешел в визг, потом снизился до рева, черепичная крыша начала прыскать огнем и трещать, проваливаясь, ухая балками. Рев прекратился разом, до ушей наемника донесся плач, затем стон. Байя стояла ни жива ни мертва. Она и рада была броситься на помощь неведомому, да муж вцепился в нее со страшной силой, прижал к себе и ни на мгновение не отпускал, как бы ни пыталась женщина освободиться из его объятий.

– Что же там было-то? – отхаркиваясь, спросил Мертвец. Байя даже не глянула на него, глаза по-прежнему впивались в пылающую избу.

– Лучше не думать, – наконец произнесла она. – Лучше даже не думать, – и как-то разом осела. Повед подхватил ее на руки, понес к возку, подъехавшему почти к самому двору. Мертвец встретился с испуганным взглядом Сиромаха, открывшим дверцу возка, но так и не посмевшим нарушить данное обещание оставаться. Улыбнулся ему. И тряхнув головой, пошел к своей лошадке. Ноги заплетались. Добраться смог, но влезть никак, привалился к седлу, да так и остался. А кобылка, проказница, подумала, с ней играют, и отбежала, оставив наемника лежать у дороги.

– Сейчас тебе лучше?

– Все в порядке, Сиромах, просто голова закружилась.

Отъехав на пару миль обратно, к тому самому месту, где Мертвец оставил путников, пешком отправившись в гости к ведьме, они теперь поджидали Поведа, взявшего лошадь наемника и отправившегося к деревне. Заодно разыскать тех троих ведьминских служек, если они вдруг с дороги сбились. Путь неблизкий да и они почти голые. Проповедник хлестнул кобылу, и та разом взяла рысь, скрылась за поворотом. Все время, покуда его не было, Байя отпаивала Мертвеца, приводя в чувство, а заодно рассказывала Сиромаху, как наемник мужественно сражался с ведьмой и почему они сожгли ее дом. Мальчик смотрел на сомлевшего воителя с искренним восторгом, даже позевывая, устав, не мог оторваться, покуда мать не уложила его спать в возке. Повед обещался только к полуночи, не раньше, оба сидели на козлах, закрытые от ветерка самим возком и мехами и долго молчали. Пока наемник снова не продолжил разговор, начатый еще в избе ведьмы.

– Да что мне о себе рассказать, к чему? – но увидев блеск глаз наемника, продолжила. – Ничего особенного. Я родилась в маленьком городке в Урмунде, как и муж, в детстве меня отдали как среднюю сестру по обычаю предков, в дом Кубы, богини домашнего очага. До десяти лет служила послушницей, мела полы и мыла окна, а потом меня возвели в жрицы и провели испытание познанием. Я стала знахаркой. Как ушла, рассказывать не стану, а вот как сошлась с Поведом, ты знаешь. Мы с ним жили вместе уже три года как муж и жена, и вот почти на годовщину Повед принес сверток с ребенком. И корзинку. Он говорил, и я не могу не верить ему, что проходя берегом реки, вдруг увидел проплывавшую корзинку. Подумал, торговка какая обронила, да вот незадача, корзинка остановилась прям возле его ног. И как это не назвать знаком небес? В корзинке крохотный ребенок и записка, слог неразборчивый, но я помню содержание наизусть: «Добрые люди! Спасите моего сына, если сможете. Помогите ему осуществить свою судьбу так, как не смогли этого сделать его родные, умирающие от лихорадки». Писано хоть и урмундской азбукой, а только на ретском. Сам посуди, наемник, все ведь к одному. Я бездетна, отчаялась обрести ребенка, и вдруг судьба приносит водой такой дар. Разве можно после этого усомниться, можно не верить в замысел, который проповедовал мой муж?