Елена Кисель: Эликсир равновесия

Потом Арка исчезла, чтобы никогда больше не появляться.

* Создал я себе памятник… (Гораций, лат.)

Мы стояли и смотрели на то место, где она только что была. Двое и один. Мы и Андрий.

Он понял это с удивительной тактичностью. Повернулся, посмотрел на нас. Сделал корявую попытку улыбнуться. Заговорил так, будто только что научился разговаривать или сильно простужен. Я понимала его и понимала его ошеломленный вид. Питер еще нескоро покажется ему привычным, и сны его еще долго будут нездешними.

– Мне в Отдел надо, наверное, – сказал он и неловко поднял руку – то ли пожать кому-то из нас, то ли помахать на прощание. – Отчи… отчитаться. Это всё… ну, ладно, потом. Я пойду?

И он отвернулся – боялся, что мы будем смеяться? Глупо. Мы сами там были. Мы знаем, что плачут не только от боли и счастья, но и когда видят что-то непостижимо прекрасное. Даже мужчины.

И если мы не плакали сейчас сами – это потому что Андрий поверил в то, что было, а мы еще не поверили.

– Потом, – согласилась я, и Андрий неверными шагами направился в сторону Канцелярии.

Мы долго шатались в окрестностях до того, как заговорили. Мне, наверное, тоже нужно было в Отдел – отчитаться. И Веславу было бы желательно, но и он, и я, сомневались, что нас примут не просто с объятиями, а хоть не заклятиями. Несмотря на наш временный союз с Канцелярией.

И еще – я подозреваю, что мы просто играли в «кто кого перетерпит», потому что вопрос был один. И лично я не знала, как на него отвечать.

Но я все же спросила первой.

– Что теперь?

Он пожал плечами. В этом жесте было гораздо меньше болезненной нервности, чем во всех предыдущих.

– Не знаю. Отметиться, конечно, стоит… но всё-таки отношения и с Канцелярией, и с алхимиками я испортил себе здорово. Едва ли мне стоит задерживаться в городе.

– Это я и без того понимаю. С нами. Что теперь с нами?

– Это? Ну, здесь как раз все ясно.

– Правда? И ты не возьмёшься опять за своё «Не может быть никогда»?

Он остановился посреди Невского так, что на его спину налетел какой-то зазевавшийся турист. Даже в карман не полез по привычке! Вместо этого он посмотрел на меня.

– Хочешь, чтобы я остался?

– Ты помнишь, что я сказала тебе тогда. Сколько бы ни оставалось времени – я знаю, что Ыгх вернула тебе тьму. И несмотря ни на что – пусть Тень…

– Взгляни на мою ауру.

Я посмотрела. Я увидела то, что должна была.

То же самое, что видела раньше. Все то же буйство красок, слабый, чуть различимый магический фон…

Только чуть меньше темных тонов.

Да. Я видела это раньше. Только до того, как он принял свою стихию.

– Она теперь всегда будет такой, – пояснил Веслав, усмехаясь. – Я лишился своей силы, мало этого – так еще дороги назад во тьму мне нет.

– Почему?

– Ты что – так и хочешь, чтобы я произнес заезженную истину насчет того, что тьма – лишь отсутствие света? – он глянул на меня с укоризной, но тут же признал: – Но в целом, это верно. Это пустота, сосущая и гнетущая, потому что это – всегда отсутствие. Да еще Книга Миров, после которой я чуть было не поверил, что вокруг только мрази, – он задумался и заговорил быстрее. – Но сегодня, после того как я увидел… - он сделал жест, будто ловил незаметную искру, улетевшую от костра и покачал головой, –- наверное, я теперь буду упорно видеть в людях хорошее.

Какой-то широкоплечий парень, проходя мимо, толкнул его в плечо, ругнулся, обдав нас ароматом пива, и пошел себе дальше жить «танчиками» и порносайтами. Я не выдержала и скептически хмыкнула.

– Постараюсь видеть, – спохватился Веслав.

Мы шли рядом, и до меня только сейчас доходило, что он сказал. Жертвенные клинки, напитанные тьмой, сохранились, значит, есть доказательство того, что стихийников Веслав не убивал. Свидетельств о нихиллах предостаточно. Любой, кто посмотрит на его ауру теперь, скажет, что к Повелителю Тени он отношения не имеет никакого, потому что всем ведь известно, что от такого дара нельзя избавиться окончательно. А то, что случилось в Небиросе – видели в этом мире мы трое, и мы можем обсудить любую версию, Веслава оправдают…

Мы шли рядом, наши руки соприкасались, и я не могла поверить в это: так долго счет шел на секунды, а теперь у нас с ним впереди дни, месяцы, и даже – совсем нереально – годы… Солнце выблеснуло из-за питерских облаков, луч скользнул по лицу Веслава, и я вдруг заметила, что он замкнут и хмур, будто не он четверть часа назад говорил о том, чтобы видеть в людях хорошее, не он создал самый гениальный эликсир, будто не наше чувство…