Терри Пратчетт - Последний континент [litres]

– Ты говоришь о той же самой воде, которая плавает по небу в виде белых пушистых мешков и выдалбливает пещеры в скалах? – поинтересовался декан.

– Э-э… ну да… Разумеется, – ответил Ринсвинд.

– В таком случае нам крупно повезло. У нас здесь только вода, которую пьют и которой моются.

– Была, – поправил Ринсвинд.

Сзади послышался звук торопливых шагов. К собеседникам подбежал младший волшебник с тарелкой в руках.

– Успел купить последний! – воскликнул он. – Деликатесный .

Волшебник снял с тарелки крышку. Ринсвинд посмотрел на пирог и судорожно сглотнул.

– Силы небесные…

– Что такое?

– А у нас пива не осталось? Кажется, я теряю… способность концентрироваться…

Билл Ринсвинд быстренько вскрыл очередную банку «Туннельного паука».

– Напролоум, прикрой пока пирог, чтобы не остыл. Держи, Ринсвинд.

Волшебники внимательно смотрели, как Ринсвинд в несколько больших глотков осушает банку.

– Зыкински, друг, – крякнул аркканцлер. – А теперь как насчет вкусного мясного пирога, политого протертым горохом и кетчупом?

Увидев, что лицо Ринсвинда изменилось в цвете, аркканцлер понимающе кивнул.

– Тебе нужна еще банка, – твердо сказал он.

Ринсвинд так же стремительно осушил вторую банку.

– Отлично, – некоторое время спустя произнес аркканцлер. – А теперь, Ринсвинд, как насчет шикарного плавучего пирога от Честной Сделки Достабля? Суповика в гороховой подливе и с кетчупом?

Лицо Ринсвинда слегка подергивалось – это пиво отключало защитные системы организма.

– Звучит… весьма соблазнительно, – отозвался он. – А кокосовой крошкой его посыпали?

Волшебники облегченно выдохнули.

– Кажется, мы вычислили нужную дозу, – объявил аркканцлер Ринсвинд. – Тут главное не переборщить. Тебя нужно поддерживать в состоянии достаточно пьяном, чтобы пироги Достабля казались тебе вкусными, но чуть-чуть перегнешь палку – и это может вызвать необратимые изменения головного мозга.

– В нашем распоряжении очень узкое поле для маневров, – заметил декан.

Подняв голову, Билл огляделся. Наверху, среди сталактитов (а может, сталагмитов?), плясали тени.

– Мы находимся под городом, – констатировал он. – Как получилось, что мы ничего про это место не знали?

– Хороший вопрос, – ответил декан. – Те, кто строил подвалы, наверняка были в курсе.

Ринсвинд честно попытался думать.

– Но тогда его исчо не было… – сказал он.

– Ты говорил, эти сталаг… Как бишь их?.. Требуется не меньше тысячи лет, чтобы они выросли?

– В пр’шлом месяце их исчо не было, но щас они зд’сь много тысяч лет, – кивнул Ринсвинд. Он икнул. – Эт’ как с в’шей башней, – объяснил он. – Когда сн’ружи она выше.

– Правда?

– Н’верное, т’кие штуки пр’ходят т’лько здеся, – продолжал Ринсвинд. – Вы н’замечали? Чем б’льше географии, тем м’ньше истории. Б’льше ‘странства – м’ньше ‘ремени. Бьюсь об заклад, штоб вот это усе стало тут тыщу лет, п’требовалась не б’льше с’кунды. Понимашь? Здеся н’борот, снаружи усе м’ньше. М-м-м, ллогишно?

– По-моему, чтобы понять все это, нужно очень солидно принять пива, – задумчиво протянул декан.

Что-то ударило его под коленки, и, опустив глаза, он увидел Сундук. Сундук имел мерзкую привычку подкрадываться к людям сзади и пихать их под ноги, после чего принимать абсолютно невинный вид.

– А вот тут никакое пиво не поможет, – добавил декан.

Шагая за Ринсвиндом, волшебники постепенно притихли. За кем шагал сам Ринсвинд, оставалось загадкой – даже для него самого. Ну и что? Будь спок.

Вопреки всем традициям, чем глубже они заходили в пещеру, тем светлее становилось – хотя массовое размножение в подземных пещерах всяких светящихся грибков и светоотражающих кристаллов, при помощи которых опрометчиво бесфакельный главный герой должен видеть происходящее, есть феномен бесцеремоннейшего вторжения повествовательной причинности в физическую реальность. В данном случае светились камни – не каким-то там таинственным внутренним светом, а так, будто отражали восходящее над горизонтом солнце. В то время как ни горизонтов, ни солнца не наблюдалось.

Есть и другие аксиомы, принимаемые человеческим мозгом без каких-либо доказательств. Одна из них гласит: чем обширнее пространство, тем тише голос. В ней нашла свое отражение естественная человеческая склонность понижать голос при входе в огромное помещение.

– Ого, ну и громадина! – прошептал аркканцлер, снова крутя головой по сторонам.