Роберт Хейс - Пятая Империя Людей

– Хм… – Джотин закрыл рот и пожал плечами.

Перо всё ещё дёргался на полу, булькая кровью, лившейся из уничтоженного лица. Смити стоял над парнем, держа в руке свой жуткий нож.

– Нахуй. – Смити сел на парня и начал бить, и каждый удар сопровождался глухим тошнотворным звуком. Эйми не сомневалась, что её бы снова стошнило, если б в животе ещё что-то оставалось.

К тому времени, как Смити закончил, он покрылся потом и тяжело дышал. Выражение его лица сменилось с ярости на отвращение, и кровь с ошмётками капала с кулака на пол возле тела Пера. Павел накладывал повязку на голову стонущего Джолана, а остальные либо молча смотрели на Смити, либо отворачивались от этой жестокости. Эйми уселась возле арки, обхватив руками колени.

Смити встал и медленно отошёл от тела, а Эйми получила возможность хорошенько рассмотреть то, что оставил квартирмейстер. Живот взбунтовался, и её вывернуло.

От симпатичного лица Пера не осталось ничего. Голова парня превратилась в месиво разорванной кожи, разбитого черепа, крови и кусочков мозга. Никогда прежде Эйми не видела ничего столь жуткого, и остальные тоже не видели, судя по похожей реакции. Даже Смити выглядел опустошённым до глубины души от устроенного им побоища.

– Ну… – Смити глубоко вдохнул и неровно выдохнул. – Пошли.

Рядом с Эйми появился Альфер и протянул руку, чтобы помочь ей встать. Она с благодарностью приняла руку и поднялась на ноги, присоединившись к остальным, которые снова направились в сторону выхода.

Услышав позади себя шарканье, Эйми повернулась и увидела, как на полу дёргается труп Пера. Безголовое тело, словно на верёвочках, как марионетка, поднялось и уставилось вслед убегающим.

– Блядь, да ты, наверно, шутишь, – сказал Смити. – У тя даже головы нету!

Тело Пера сделало нетвёрдый шаг, и Смити выхватил у Эйми факел и швырнул в парня.

– Бежим! – закричал квартирмейстер. Других разрешений им не требовалось. Все как один развернулись и помчались в сторону тусклого прямоугольника света, обозначавшего выход.

Шестерым нелегко было одновременно выбежать из храма, и Эйми врезалась плечом в каменную дверь. Она закричала от боли, когда инерция развернула её, и Эйми запнулась и свалилась на землю. Мир завертелся вокруг, когда она покатилась по ступенькам.

Внизу лестницы Альфер остановился возле Эйми и снова поднял её. Болели и руки и ноги, всё было избито и исцарапано. Колени протестовали от полученных побоев, но волноваться следовало о более важном.

– Где Кеббл? – сказал Джотин высоким от паники голосом. Снайпера нигде не было видно.

– Откуда мы сюда пришли? – спросил Смити.

Альфер указал рукой:

– Думаю, оттуда.

– Думаешь или знаешь?

Безголовое тело Пера медленно показалось в дверях храма. Лианы, заполонившие здание, пришли в движение, вились вокруг колонн и ползли по камню, словно змеи. Царапающий звук теперь стал громче, и чёрная волна ног и панцирей хлынула из храма вокруг ног Пера.

– Думаю. – Сказал Альфер, отступая назад.

– Сойдёт, – прошептал Смити. – Всем бежать. Не останавливаться ни для чего. Вперёд!

Кеббл бродил один по разрушенному городу, который считал когда-то своим домом. Фигуры, которые он видел на улицах, не были духами – это были призраки его прошлого. Люди, которых он когда-то знал, которых когда-то любил. Все умерли и исчезли. И всё по его вине. Теперь они стали всего лишь игрой его воображения.

Тяга всегда оставалась. Кеббл постоянно чувствовал её за тысячу лет – невидимая верёвка, которая вечно тянула его обратно в ГуойонДо. Он искал смерти по всему известному миру, но здесь и сейчас понимал, почему не мог найти конец, которого так жаждал.

Кеббл был пережитком давно забытого прошлого. Он не желал жизни, не заслуживал жить и не принадлежал этому веку. Бог проклял его долгой жизнью. Теперь Кеббл понимал, что это было лишь до его возвращения, лишь до тех пор, пока бог не сможет забрать его жалкую душу.

Он прошёл мимо дома, который когда-то принадлежал его первой жене. Они встретились в библиотеке, оба дети учёных без покровителей. Любовь стала вихрем страсти и соревнования. Хирия была такой же решительной, как Кеббл, но она просто не могла впитывать знания с такой же скоростью, как он. Они поженились весной, и к концу зимы Хирия принесла Кебблу первого сына.

Кеббл шёл дальше. Не хотелось копаться в этих воспоминаниях слишком глубоко. Он помнил своего первого сына и как младенца и как старого морщинистого мужчину, который злился на вечную молодость отца. Кеббл помнил всех своих детей в их сумеречные годы.