Роберт Хайнлайн: Логика империи

Роберт ХАЙНЛАЙН

ЛОГИКА ИМПЕРИИ

- Не будь таким сентиментальным болваном. Сэм!

- Сентиментальный я или нет, - упорствовал Сэм, - но, когда я вижу рабство, я понимаю, что это-рабство. А на Венере царит самое настоящее рабство!

Хэмпфри Уингейт фыркнул.

- Просто смешно! Клиенты Компании - служащие, работающие по законным, добровольно заключенным контрактам.

Джонс удивленно поднял брови.

- В самом деле? Что же это за контракт, на основании которого человека бросают в тюрьму, если он уходит с работы?

- Неверно! Каждый рабочий имеет право уволиться после обычного двухнедельного предупреждения - уж мне ли не знать! Я...

- Да, да, - устало согласился Джонс. - Ты юрист. Тебе все известно насчет контрактов. Но дело в том, глупый ты человек, что все это - только юридическая видимость. Свободный контракт великолепно! А то, о чем говорю я, факты, а не казуистика. Мне безразлично, что написано в контракте, но фактически люди там рабы!

Уингейт осушил свой бокал и поставил его на стол.

- Так что я, по-твоему, круглый дурак? Ну, что же, я скажу тебе, Сэм Хоустон Джонс, кто ты такой: обыкновенный салонный болтун! Тебе никогда в жизни не приходилось зарабатывать на хлеб, и ты находишь просто ужасным, что другому приходится это делать. Нет, погоди минутку, - продолжал он, увидев, что Джонс порывается что-то сказать, - послушай меня. Клиенты Компании на Венере гораздо лучше устроены, чем большинство людей их класса здесь, на Земле. Им обеспечены работа, питание, жилье. Если они заболевают, им оказывается медицинская помощь. Но беда в том, что эти люди не хотят работать...

- А кто хочет работать?

- Не будь смешным. Если бы они не были связаны довольно жестким контрактом, ничто не помешало бы им бросить хорошую работу, как только она им надоест, и потребовать от Компании бесплатного проезда обратно на Землю. Так вот, хоть это и не приходит тебе в голову, в твою благородную, свободолюбивую, милосердную голову, но Компания имеет обязательства по отношению к своим акционерам - к тебе, в частности! - и не может позволить себе гонять туда и обратно межпланетный транспорт для людей, считающих, что мир обязан их содержать.

- Ты убил меня своим сарказмом, дружище, проговорил Джонс, сделав гримасу. - Я стыжусь того, что я акционер.

- Тогда почему же ты не продашь свои акции?

На лице Джонса отразилось негодование.

- Какое же это разрешение вопроса? Ты думаешь, что, спустив свои акции, я могу снять с себя ответственность за то, что мне известно о Венере?

- Да ну их к черту! - воскликнул Уингейт. - Пей!

- Ладно, - согласился Джонс. Это был его первый вечер после возвращения из учебного полета в качестве офицера запаса: теперь надо было наверстывать упущенное.

Скверно, подумал Уингейт, что этот полет привел его именно на Венеру...

"Вставайте! Вставайте! Поднимайтесь! Поднимайтесь, бездельники! Выкатывайтесь отсюда! Пошевеливайтесь!"

Уингейту показалось, что этот хриплый голос пропиливает насквозь его больную голову. Едва он открыл глаза, как его ослепил резкий свет, и он тут же зажмурился, но голос не собирался оставлять его в покое: "Десять минут до завтрака, - дребезжал он. - Идите, получайте свой завтрак, не то мы его выкинем!"

Уингейт опять открыл глаза и, напрягая всю силу воли, заставил себя поглядеть вокруг. На уровне его глаз двигались ноги, большей частью в обмотках, хотя некоторые босые - то была отталкивающая, обросшая волосами нагота. Неразбериха мужских голосов, в которой он мог уловить отдельные слова, но не фразы, сопровождалась неотвязным аккомпанементом металлических звуков, приглушенных, но проникающих повсюду: шррг, шррг, бомм! Шррг, шррг, бом! Каждое такое "бом" ударяло по его трещавшей от боли голове. Но еще сильнее бил по нервам другой шум - беззвучное жужжание и шипение; он не мог определить, откуда идет этот шум.

Воздух был насыщен запахом человеческих тел, скученных на слишком тесном пространстве. Запах не был настолько отчетлив, чтобы назвать его зловонием, и в воздухе было достаточно кислорода. В помещении ощущался теплый, слегка отдающий мускусом запах тел, все еще согретых постелью, не грязных, но и не свежевымытых. Это было угнетающе и неаппетитно, а в его нынешнем состоянии почти тошнотворно.

Уингейт мало-помалу начал осматриваться: он находился в каком-то помещении, тесно уставленном койками. Оно было полно народу - мужчин, которые вставали, шлепали ногами но полу, одевались. Уингейт лежал на нижней, первой из четырех узких коек, громоздившихся у стены. Сквозь просветы между ног, двигавшихся мимо его лица, он мог видеть такие же этажи коек вдоль стен, от пола до потолка. Кто-то присел на край койки и, натягивая носки, прижался широкой спиной к его ногам. Уингейт подтянул ноги. Незнакомец повернул к нему лицо.