Артур Прядильщик - Этот охотник из Лисьих Лапок [СИ]

Увы, какой-то козел просветил наследника клана Шу о размере платы за подобного рода тренировки. Даже у учителей уровня «мастер». Половинка серебряного. Жалкая половинка серебряной монеты за два урока. Один серебряный – за четыре занятия.

Монету я получил вперед. Теперь вынужден был отрабатывать.

То, что тренировку он назначил на вечернее время – совершенно неподходящее для лучной стрельбы – Ливея не смутило.

Он просто сложил руки на груди, а когда раскинул их в стороны – в небо из его макушки унеслась «искорка», залившая не очень приятным белым светом всю поляну, выбранную для стрельбы. Судя по охам и ахам окружающих Ма – это был очень крутой уровень владения Ци. Ну, в удачливости этого засранца никто и не сомневался – понахватал себе бонусов, в отличие от менее удачливых «коллег», обретающихся в телах сыновей обычных охотников.

На мой тихий вопрос, зачем, при такой-то силушке, ему еще и стрельба из лука, этот му… чудотворец прямо заявил:

– Пока ты спишь – враг качается. Я вообще люблю качаться. Ты, как мастер, должен понимать. Ты же понимаешь, Фан?

Пришлось важно кивать и соглашаться, что, да, кач – это весьма и весьма важно.

«Попки» попытались присоединиться, когда поняли, что пострелять можно и ночью. Но были очень невежливо посланы Ливеем. Он, дескать, и заплатил, и, вообще, топали бы они отсюда, а не крутили задницами перед Фаном, отвлекая его от очень важного дела. Поскольку «кокон» Ливея продолжал действовать, то девушкам показалось, что их очень вежливо, куртуазно и необидно отшили, намекнув на эксклюзивность частного урока от мастера… урока оплаченного .

Кстати, на сидящую тут же, на поваленном дереве Мару Бейфанг, «фильтр» «кокона» не подействовал – я обратил внимание, как дергалась ее бровь во время грубой отповеди в исполнении Ливея. Наверно, в работе этого «адаптера» ведущую роль играют глаза, как основной поставщик информации для мозга. А Мара видит мир, в основном, ушами и кожей.

Наследник клана Шу в очередной раз доказал, что является чертовой «имбой» и «марти сью» с больших букв. Мешок-мишень он не просто пробил, а разнес в клочья. Простой стрелой. Из моего «Шепота». Через полчаса после начала урока. Через половину обычного, нормального часа, который из шестидесяти минут! Где справедливость, мать вашу?! Где она?!

Выражение моего лица интерпретировали правильно. Покровительственно похлопали по плечу, тихо добавив снисходительное:

– Вот как-то так. Старайся, парень! Старайся!

Вручили мне лук, заявили, что на сегодня достаточно и утопали в одну из палаток, напомнив о завтрашнем уроке. Яркий огонек над полянкой мигнул и быстро угас.

А я чуть растерянно повернулся к Маре. Вот перед кем не надо было ничего скрывать – она и так все прекрасно «видела».

– Шу Ливей – страшный человек… – Задумчиво заметила она, каким-то образом почувствовав мой взгляд.

Задуманное уже не казалось мне легкоосуществимым. Напротив, если я ошибся, то Лю Фан – гарантированный труп.

– Пойдем в палатку, Мара. – Вздохнул я, когда девушка протянула мне руку. – Страшный – не страшный, а большие шкафы всего лишь громче падают…

– Какое интересное, емкое и мудрое выражение, господин Лю. – Девушка прижалась теснее. – Я сыграю вам на лютне – и ваше сердце успокоится.

Оставалось только отблагодарить за такую заботу. В конце концов, я так и не продемонстрировал Маре своих умений в иглоукалывании, а после дня в седле снять боль в одной интересной части тела – наипервейшая задача! К тому же утверждают, что лицезрение этой части тела красивых девушек успокаивает мужское сердце не хуже, чем игра на лютне!

Мара, которой я привел свои умозаключения, подумала и согласилась, признавшись, что с удовольствием поменяет музыкальную паузу на лежание на пузике многострадальной попкой кверху… Заодно робко попросила не заходить дальше обычного иглоукалывания… или хотя бы не переворачивать ее, попку, вниз.

А вот Ри-Линь Шихонг не только не удостаивала меня взглядом, но и старалась держаться от меня и от Мары на максимально возможном расстоянии. И, поскольку она была в «обслуге» каравана, то с легкостью достигала этой цели.

Не то, что бы я искал разговора с ней – мы оба всё прекрасно понимали – но все равно было неприятно и обидно. Еще и этот комплекс неуместной вины – я-то, в отличии от нее, каждую ночь уединяюсь в одной палатке с ослепительно красивой лютнисткой… и мы там не только спим, о чем прекрасно осведомлены все в караване. Страшно представить, что бы чувствовал я, если б ей (чисто по «работе», да-да) нужно было уединяться в палатке с каким-нибудь мужчиной. На моих глазах.