Антонина Кокохина - Возвращение к Мастеру

Легкая улыбка медленно сползла с похожего на студень лица руководителя:

— Как Вы говорите Ваше имя? — он начал тянуть время.

— Я не называла еще мое имя. В документах все и так написано черным по белому. Почитайте, — обхамила его девушка, — а впрочем, меня зовут Сусанна Андреевна Сокова.

— Позвольте лишком Вашим полюбоваться, вуальку поднимите, пожалуйста, сравним фото в паспорте с оригиналом, так сказать. Посмотрим, полюбопытствуем, — он открыл документ.

Сусанна кончиками пальцев приподняла с лица кружевную сеточку, демонстрируя полное сходство.

— Давайте поступим так, — покровительственно, по-отечески распорядился Наум. — Вы напишите сейчас заявление, а мы через месяц на заседании комиссии рассмотрим его, отправим запрос в Саратовский городской отдел милиции, они все проверят, вышлют нам подтверждение. Мы снова соберем комиссию и будем решать Ваш вопрос.

На самом деле он хотел положить заявление нахалки под сукно и забыть про него навсегда, а деньгами распорядиться по своему усмотрению.

— Не зарывайся, Куценогий.

Ему показалось, что он ослышался.

— Либо ты сейчас выдашь мне наличные, либо твое личное дело, — она вытащила из сумочки увесистую папку, — ляжет на стол организации по борьбе с хищениями государственной собственности. Открой, поинтересуйся.

Пальцы Наума Лазаревича так дрожали, что он с трудом развязал тесемки переплета. Ему хватило пары минут, чтобы осознать глубину открывшейся перед ним пропасти:

— Позвольте папочку себе на память оставить?

— Конечно, забирай. У меня еще есть.

— Расписочку в получении означенной суммы извольте собственноручно написать. Сейчас кассир деньги для Вас принесет, — он кинулся к телефонному аппарату.

Когда Сусанна Андреевна покинула здание банка, прижимая к груди отцовское наследство, Куценогий решил еще раз прочитать ее заявление. Буквы начали прыгать перед его глазами, потом дружно встали в хоровод, сложились в обвиняющее слово «Казнокрад» и растворились, как ни в чем не бывало. Он схватил расписку. Чернильные каракули ядовитыми змейками поползли в центр важного документа, образовали кукиш и тоже бесследно пропали. О посещении девицы напоминала только толстая папка с обвинительным делом.

— Клянусь мамой, воровать больше никогда не буду, только не выдавай!

На обложке появилось лицо недавней посетительницы. Она подкрасила помадой и без того яркие губы, поправила бархотку на шее, сказала:

— Живи пока, — и исчезла.

Вошедшая на вызов начальника секретарша Дуняша мало что поняла из его бессвязной речи:

— Конь — конь — конь — як — як — як…

— Билеты в зоопарк, или в цирк желаете заказать?

Он замахал рукой в сторону шкафа, где стояла початая бутылка грузинского коньяка «Eniseli».

Пока Наум лечил нервы любимым напитком, в зеркальные двери заново отстроенного после пожара Торгсина бодрой кавалерийской походкой входила девушка, по виду чекист, или комиссар, одетая в гимнастерку, галифе, кирзовые, солдатские сапоги и потертую кожанку, туго перетянутую офицерским ремнем. Ее коротко остриженные волосы были перевязаны кумачовой косынкой, а на поясе висел наган в деревянной кобуре.

Такой облик служил пропуском в любое советское учреждение, являлся пролетарским символом новой власти, внушая рядовым гражданам трепет и уважение.

Швейцар на всякий случай вытянулся во фрунт и сделал под козырек, а затем проводил ее к Палосичу, заведующему продовольственным отделом. Тот абсолютно не удивился ее словам:

— Профсоюз кооперации работников по ремонту примусов, керогазов, самоваров и кухонной посуды уполномочил меня купить у Вас в Торгсине продовольствие на сумму двести золотых червонцев, — она протянула ему список и деньги, — и доставить продукты по указанному здесь адресу.

Спустя полтора часа во двор высокого, серого, бывшего доходного дома въехал фургон для перевозки продовольственных товаров и остановился у подъезда.

Тихий старичок, так отважно вступившийся когда-то за истомленного голодом и жаждой горемыку Бегемота, сидел на корточках возле подвального окошка и кормил компанию бродячих котов остатками еды. Услышав от комсомолки о предназначенных ему подарках, он категорически от них отказался: