Владимир Андриенко - Знак вурдалака

— Мало, Степан Андреевич.

— Ты же говорил, что о нем говорят в древне много, Петр Антипович. А теперь говоришь, что узнал мало.

— Это потому, что болтают много крестьяне разного вздора. Слов много, но доложить мне нечего. Из того что разумному человеку сказать можно.

— А что болтали крестьяне, Петр Антипович?

Карпов рассказал:

— Болтали, что сей кузнец нечистому душу свою продал еще в молодости, когда заманили его в одно тайное место. Называлось то место Ведьмина гать. Вроде была там в старые времена заимка. Домик барский охотничий. Еще до Кантемиров сие было.

— До того, как прибыла Кассандра Кантакузен со своим мужем князем Дмитрием Кантемиром?

— Да. Еще до того как подарил государь Петр Алексеевич имение Кантемиру. Было на той заимке место силы древней. Так его называли крестьяне. Вроде еще в древние времена, до христианства, там располагалось капище богов языческих. И жрецы молились там грозному владыке мести Чернобогу.

— И потому эта заимка и приглянулась Кассандре Кантакузен?

— Именно так, Степан Андреевич. Она сие колдовское место сразу приметила. И Лукьян-кузнец в молодости пропал в Ведьминой гати, но затем вернулся. Вернулся, когда его живым никто не чаял увидеть.

— И что?

— Более выяснить мне ничего не удалось, Степан Андреевич. Перестали люди говорить со мной. Боятся. Сколь я не просил, а ничего более добиться не смог. Да и приказа от вас мне в том разбираться не было.

— Кого боятся крестьяне? Барина?

— Нет, ваше благородие. Имение у князя Константина Кантемира богатое. Умеет он хозяйствовать, не то, что иные наши баре. Холопы на барина Константина Дмитриевича молиться готовы. Но вот священник сказал мне, что де опасное дело в их приходе службу править. И передал тайно вот сие.

Карпов протянул Волкову старинную книгу, рукописную на пергаментных листах.

Волков увидел, что книга на латыни.

— И что сие?

— «История рода Кантакузен». Тайная история. Сия книга случайно попала в руки отца Михаила.

— Я латыни не ведаю.

— Как и я, ваше благородие.

— Надобно Ивану Карловичу Тарле сие передать, — Волков отложил книгу. — А как она к батюшке попала?

— Про сие он мне не сказал.

— Снова вопросы, Петр Антипович! Вопросы и вопросы. И нет ни конца, ни края. Чем более копаем, тем глубже сия яма. Книга по истории Кантакузенов. С чего это священнику деревенскому нам передавать её? Отчего все тайно делается?

— Того знать не могу, Степан Андреевич.

— Ладно. Пока оставим это, господин Карпов. Вернемся к особе холопа Тишки. У меня есть записи его примет. Вот приметы того Тишки, что в бегах был. Того самого что в разбойном приказе упокоили.

Волков положил перед Карповым лист бумаги.

— А вот того Тишки, что от чахотки помер в московском доме Антиоха Кантемира.

Коллежский секретарь прочел оба листа и сказал:

— Весьма разные описания личности холопа, Степан Андреевич. Один хитрый, а иной простак.

— Именно! — сказал Степан. — И я сие заметил. Но хитрый у меня сомнений не вызвал бы. Сие весьма на холопа из знатного дома похоже. А вот простак особа весьма странная, Петр Антипович.

— И что здесь странного, Степан Андреевич? — спросил Карпов.

— Говорил я со слугами в доме Кантемира и получается, что сей Тишка ни с кем из них близко не сошелся. Вина не пил, с девками не заигрывал. С чего так?

— Можно предположить, что поведения сей холоп был трезвого.

— Да дело не в трезвости, Петр Антипович. Вот ты себя представь среди слуг дома Кантемиров. Ты сразу бы нашел о чем говорить с ними?

— Думаю не сразу, Степан Андреевич.

— Именно, Петр Антипович. Не сразу, ибо среда сия для тебя будет новая. Я думаю, что и наш Тишка оказался в новой для себя среде. Потому и вел себя так.

— Но тогда получается, что сей Тишка и не холоп вовсе?

— И я про сие подумал. Некто под именем холопа прибывшего из имения проникает в дома князя Антиоха. Сейчас я не ставлю вопроса, кто это был. Я хочу спросить, зачем кому-то становиться слугой в доме князя Кантемира?

Карпов ответил:

— Он что-то искал.

— И я так подумал. Но что есть такого в доме князя Антиоха, чтобы идти на такие жертвы, Перт Антипович?

— В связи со всем сказанным, я еще одно подозрение имею, Степан Андреевич. Могу высказать?

— Говори, господин Карпов.

— Некоторые записи в книге в имении Архангельское от 1702 года были сделаны иной рукой. Я на то внимание обратил и священника спросил, отчего почерк иной. Отец Михаил ответил, что сего не знает. Это задолго до его назначения в приход было.