Клэр Элиза Бартлетт - Мы правим ночью [litres]

– У меня тост, – резко бросил он, скривив губы в жалком подобии улыбки.

– За что?

– За будущего Героя Союза. Ты делаешь то, что должна делать.

Линне с трудом подавила желание изобразить непристойный жест. Они чокнулись чашечками и выпили. Ром воспламенившимся керосином обжег пищевод до самого низа. Линне помассировала горло и сосредоточила взгляд на Таннове, дожидаясь, когда у нее перестанет кружиться голова.

– Да, я делаю то, что должна, – произнесла она, хотя совсем не была в этом уверена.

– Я в тебя верю. И ты это знаешь, ведь правда?

Он улыбался все той же горькой улыбкой. Его глаза сверкали лихорадочным блеском.

– Когда-то мы с тобой говорили, что вместе станем Героями Союза. Тебе по-прежнему это под силу.

Линне прижала к пустой чашке большой палец, оставив на ней свой отпечаток.

– Конечно, под силу, почему бы и нет?

Она с трудом сдержалась, чтобы не спросить: «А тебе?»

– Ты не очень осторожна, – он постучал ладонью по столу, – и продвинулась так далеко только потому, что у тебя отец генерал.

– Помнится, один самоуверенный офицер Контрразведывательного отряда сказал мне: «Тебе нужно только одно – убедить полковника допустить нас к полетам».

И вы только посмотрите, как все замечательно обернулось.

– А еще тебе нужно и далее оставаться на хорошем счету у командования, – добавил он.

– Я и так на хорошем счету.

– До тех пор, пока этому не начнет мешать твой пилот.

Очертания фигуры Таннова в ее глазах то обретали резкость, то расплывались. Она явно промахнулась с дозой, но никак не могла понять, то ли недобрала, то ли хватила лишку.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Она не выполнила приказ. И надерзила командиру.

– Откуда ты знаешь, что говорил мой пилот?

– Я знаю все, Линне, – сказал Таннов и подался вперед. – Для карьеры в армии это не лучший старт. Ты что, хочешь пойти ко дну вместе с ней?

«Вера и преданность» , – подумала Линне.

– Она там жила. Как бы ты поступил на ее месте?

– Убил бы собственную мать, но не дал бы эльдам ее схватить. Почему то же самое не сделала и Рошена?

Он опять откинулся на спинку стула.

– Подумай об этом. Ее отец осужден по политической статье. И в вашем отряде она появилась только потому, что хотела стереть преступное прошлое своей семьи. Она может тысячу раз публично осудить отца, но я все равно ей не верю. Она ненавидит нас. Ненавидит Союз. Может, жаждет мести, может, желает в этой войне победы эльдам. Так или иначе, но эта девушка не на нашей стороне.

– Но ведь она действительно разбомбила свой собственный город, – заметила Линне.

– Только из-за угрозы дисциплинарного взыскания.

Линне посмотрела Таннову в лицо, пытаясь увидеть в нем хоть какие-то признаки сострадания. А он и правда стал другим.

– Если ты так в этом уверен, то почему не арестуешь ее?

Его лицо тут же превратилось в неприступную маску, суровую и незнакомую.

– Понятно, значит, не можешь, – догадалась она, – надо полагать, Пави с Галиной нарушили правила, но Ревна ничего такого не сделала.

И командор Зима встала на ее защиту.

– Пока ничего такого не сделала, – сказал Таннов, – это лишь вопрос времени. Не подставляйся. Не надо рисковать своей жизнью и карьерой ради человека, который даже не хочет с тобой летать.

Вера и преданность . Она может или верить в своего пилота, или сохранить преданность Союзу. Но то и другое вместе – нет.

Ревне надо было поспать. В комнате девушек уснули немногие. Остальные, ровно дыша, тихо лежали и только делали вид, что спят. Во мраке клубились тени – всполохи огня, обезглавленные люди, опустевшие дома. Мозг изводил картинами пережитого. Крики, взрывы, гулкое биение крови в ушах. Она представила маму и Лайфу, их конечности, опаленные искрами Драконов и Стрекоз. Сначала из-за нее забрали отца. А теперь от ее руки умерли остальные члены семьи. И все это ради блага Союза.

«Это неправда, – сказала она себе, – они не погибли ». Но если мама с сестренкой были…

Она может получить благодарственное письмо, восхваляющее их последние подвиги. А может не получить ничего.

Ревну пробила дрожь. Она ненавидела Союз и все, что он с ней сделал. Ненавидела внушаемые им ложные надежды. Обещание лучшей жизни в обмен на ее покорность. Отец, возможно, уже мертв, но до этого никому нет дела. Мама с Лайфой, наверное, погребены под обломками Таммина, и до этого тоже никому нет дела. Никому не будет дела, если она пожертвует своей жизнью, семьей, всем, что у нее есть.