– Вы не можете приказать нам…
Вы не можете приказать нам сжечь дотла собственный дом.
– Захватив Таммин, эльды получат доступ к нашим крупнейшим военным заводам и окрестным пахотным землям.
– Но это наш дом! – вставила слово Магдалена.
– Это цель! – прорычала Тамара. – Враг не должен захватить город. Любой ценой.
– Но нам положено защищать Союз! – добавила Ревна.
– Вам положено выполнять приказы! – завопила Тамара.
Она дрожала каждой клеточкой своего тела – а может, это просто в глазах Ревны дрожали слезы.
– Пожалуйста, командор, – произнесла Линне.
Произнесла не злобно. Не холодно, не сухо и совсем не как Линне. В ее голосе слышалось только опустошение.
Тамара с такой силой схватилась за борт кабины, что Ревна ощутила сквозь живой металл силу ее пальцев.
– Тебя, Золонова, не спрашивают, тебе приказывают. Не желаешь делать свою работу – проваливай в свой столичный дворец, твое место займет кто-нибудь другой.
Все замолчали.
– Ну так что? – спросила Тамара, разводя в стороны руки.
– Мы выполним приказ, мэм, – прошептала Ревна.
Тамара глубоко вздохнула. Затем еще раз. Потом повернулась к Магдалене и сказала:
– Возвращайся к своим обязанностям. Если мне придется поднять этот вопрос опять, вы будете наказаны за неподчинение командиру. А теперь прекратите тратить попусту ночное время.
Она тяжелой поступью двинулась к краю поля, где от нее врассыпную бросилась стайка инженеров.
В свете фонаря блестело лицо Магдалены.
– П-п-прямой п-п-приказ Курчика, – запинаясь, произнесла она сквозь слезы, – уничтожить форпост Таммин. Снести каждое здание. Сжечь все поля с посевами.
Ее слова молотом ударяли по сердцу Ревны.
– Нет, – сказала она.
– Все, – прошептала Магдалена. – Возвращайся целой и невредимой.
* * *
И они действительно сожгли все. Начали с уцелевших заводов и разнесли их до последнего кирпичика, круша вдребезги стекла и прожигая дыры в оборудовании. Смотрели, как взлетали на воздух корпуса, ровняли с землей здания в радиусе квартала от них. Сбрасывали бомбы Союза на дома Союза, руками солдат Союза и под присмотром союзного бога.
В огне, мраке и дыму Ревна потеряла счет разрушенным ими объектам. Видела каркас завода по производству паланкинов, на котором когда-то работала, остовы канцелярии комиссариата и городского муниципалитета. Видела зияющий кратер уничтоженного бомбоубежища и отвернулась от него, когда они пролетали мимо. Если не заметила тел, значит, ей и знать не надо. Канцелярий больше не было, догорали богатые особняки. Дома у самых стен форпоста обрушились еще после первой бомбардировки. Стояли не разбомбленными только жилые кварталы рабочих.
Дома под ними тянулись рядами, словно игрушечные. У Ревны дрожали руки. Стрекоза пульсировала тошнотой. Мимо них пролетела Елена, и в следующий миг в крыше дома внизу образовалась дыра, вспыхнув красно-оранжевым пламенем. С нее слезами в разные стороны брызнула черепица. Город кричал от боли, как агонизирующий зверь.
– Ревна, – сказала Линне.
Пилот едва ее слышала. Ее мозг словно перестал фунционировать.
– Ты должна выйти на линию огня.
Один за другим начали рушиться дома.
Дым стал плотнее и рванул вверх, чтобы их проглотить. Но Ревна увидела внизу выстоявший маленький домик. Береза перед ним протянула вперед обнаженные руки, будто в молитве.
– Мы должны. Иначе Тамара нас просто вышвырнет.
Сердце Ревны билось гулко и быстро. Ты проклята, ты проклята .
Над ее плечом нервно повисла рука Линне.
– Ревна… – еще раз позвала та.
Узор обернул их своими шелковыми нитями, которые спутались в узлы, когда они повернули. Линне вырубила двигатель, и Ревна бросила аэроплан вниз в идеальном пике. Штурман сбросила бомбы и включила тягу. Они улетели. Ревна не обернулась.
* * *
Они совершали вылеты до тех пор, пока не разрушили до основания весь город. Затем Магдалена подвесила бомбы с жидким огнем, и они отправились поливать им пахотные земли, кормившие Ревну всю ее жизнь. Мир вокруг них трещал и ревел – весь, без остатка. Вонь сожженной травы и корней, сладкий аромат горевших яблочных садов смешивались с запахом плавящейся стали. А за ними Ревна явственно ощутила другой, резкий душок – едкий, густой, отдающий мясом, медью и мускусом – смрад горелой плоти и обугленных внутренностей.
Она не желала думать обо всем этом зловонии. Вообще не хотела обо всем этом размышлять.
Читать дальше