Клэр Элиза Бартлетт - Мы правим ночью [litres]

– Почему это? – спросила Линне, страшась его ответа.

– Магию Узора узаконили лишь на время войны, – сказал Таннов, – Зима говорит, что узлы, которые вы завязываете, не остаются навсегда. А что, если это не так? Она говорит вам, что вы ограждены от всех неприятностей, но это не совсем так. Девушку вроде Ревны могут арестовать в любую минуту. Так что ты дружбу с ней особо не води.

– Я сама буду решать, с кем мне летать, – ляпнула Линне, не успев хорошенько подумать.

Большая белая кошка с силой ударила хвостом. Досторов вытащил изо рта сигарету, посмотрел на Таннова и вопросительно поднял бровь. Тот задвигал челюстями – точно так же, как в те минуты, когда Кослен сообщал ему что-нибудь такое, чего он совершенно не желал слышать.

Они спорили. Причем так, чтобы она не могла их услышать.

Значит, слухи о телепатии были правдой.

Следить за их пререканиями Линне не могла, но при этом доподлинно знала две вещи. Во-первых, парни почти наверняка говорили о ней. А во-вторых, это была еще одна стена, отделившая ее друзей от тех ребят, которыми они когда-то были. От сослуживцев, о которых она заботилась не один год.

Но они по-прежнему оставались Досторовым и Танновым, и Линне не могла просто так от них отказаться.

– Восемь успешных боевых вылетов, – сказала она, – можешь меня поздравить.

На какой-то миг она подумала, что они продолжают свой спор, игнорируя ее. Затем Таннов сказал:

– Поздравляю.

И отвернулся.

Но в его голосе Линне не заметила особой искренности. Когда Досторов сделал шаг, намереваясь уйти, Таннов схватил его за руку и выбил из пальцев товарища сигарету.

– Ты чего? – начал было он, однако тут же его взгляд потух, будто глаза захлопнулись ставнями.

Он пошел за Танновым, задержавшись только, чтобы бросить ей через плечо:

– Мои поздравления, Алексей.

Линне даже не подумала его поправлять.

Она видела, как Таннов с Досторовым прошли в кабинет Зимы. Ей не нужна была телепатия, чтобы догадаться, что они собирались там делать. Таннов, вполне возможно, полагал, что таким образом он ей помогает. Снег мел прямо в лицо, она съежилась и втянула плечи. Не надо ей больше с ним курить. Он только увеличивал пропасть между нею и девушками из полка ночных бомбардировщиков, а кроме них у нее больше никого не осталось – может, на счастье, а может, и на беду.

Она переместилась ближе к кабинету. Хотя его стены были тонкими и хлипкими, изнутри до ее слуха долетал лишь невнятный гул. Интересно, Таннов действительно может приказать Зиме поменять ей напарницу? Линне будет выглядеть сущей фигляршей и, опять же, останется одна.

«Паршивая идея», – подумала она. Никакого плана у нее не было. Она не могла постучать, но прижаться ухом к двери было бы еще хуже. Можно прятаться до тех пор, пока Таннов с Досторовым не уйдут, но это сработает только в том случае, если они ее не заметят. А если уйти сейчас, то потом можно и не найти в себе мужества вернуться.

Дверь распахнулась, и парни вышли. Увидев ее с порога, Таннов остановился. Затем покачал головой и прошел мимо, не проронив ни слова. Досторов уже вытащил сигарету. Раньше Линне никогда его не боялась, но теперь, подняв глаза на широкие плечи и мускулистые руки скаровца, невольно заметила, что это уже не тот костлявый мальчишка, который зачислял ее в полк.

– Ты бы вела себя поосторожнее, – произнес он, – отец ведь не может уберечь тебя от всех неприятностей.

Не успела она придумать, что на это ответить, как он уже ушел.

В кабинете командора Линне оказалась, толком даже не заметив, как ее туда принесли ноги. Тамара Зима сидела за столом, перед ней лежал чистый лист бумаги, пальцы сжимала ручку.

– О чем они с вами говорили? – спросила Линне.

Когда Зима ее заметила, морщины на ее лице стали глубже.

– К тебе это не имеет никакого отношения, – ответила она голосом холоднее стылого воздуха.

– А если бы имело, вы бы мне сказали?

Зима плотно сжала губы и гневно раздула ноздри.

– Что ты себе позволяешь, Линне?

– Они говорили о Ревне?

Зима с такой силой хлопнула ладонью по столу, что разбрызгала по бумаге чернила.

– Я не желаю ничего слушать! Только не сегодня. И не хочу, чтобы ты спрашивала меня о том, чего не имеешь никакого права знать. У меня нет ни малейшего желания выслушивать требования дать тебе другого пилота, равно как и твои жалобы на однополчан. Единственное, что я готова сейчас от тебя услышать, это пожелание доброй ночи. Это понятно?